Вы собираетесь посвятить его в такое дело?
— Собираюсь, как видишь. — В молчании девушки ему почудился вызов. — У тебя сомнения на его счет?
— Это у вас есть сомнения — и очень серьезные. Я же помню — в прошлый раз вы решили, что шпионит Саад Хайек. Может, это правда было так — теперь уж не узнать. Только разве это освобождает от подозрений Эссата?
— Существует презумпция невиновности. К примеру вот — можешь доказать, что ты не вражеский агент?
— Не могу. Но разве против меня есть хоть какие-то факты? А против Эссата есть.
— Просто ты его не любишь, это очень по-женски — ни с того ни с сего невзлюбить человека. А я готов с ним работать и дальше.
Расмия пожала плечами:
— Мне все равно, поступайте, как считаете нужным, я буду делать все, что требуется.
— Подошло время и тебя посвятить в мои планы, — многозначительно сказал Ханиф.
— Не хочу знать того, что мне не нужно. Я-то не любопытна, не то что некоторые…
— Отлично — но послушай все же. То, что я сейчас скажу, знать необходимо.
Выслушав его, Расмия упрямо повторила свое:
— Все сделаю, что надо будет.
— Но ты хоть понимаешь, насколько это рискованный план?
— Понимаю, конечно.
— И тебе не страшно?
— Если бы вы говорили с мужчиной, вы бы задали это вопрос?
— Да перестань ты возражать на каждое мое слово! Нам предстоит серьезное испытание, работать придется всем вместе — мне, тебе и Эссату. Изволь сотрудничать с ним — предубеждения свои забудь. Я так приказываю. Время от времени сам буду корректировать ваши деловые отношения — вот и все.
— Я сказала все, что считала нужным, а вы решайте сами, — сдалась Расмия. — И давайте к этому не возвращаться.


— Что за черная кошка между нами пробежала, а? — Эссат, сидя в кабинете, где, как обычно, стучала на машинке Расмия, лениво постукивал концом ботинка по стоявшему перед ним на полу саквояжу.
— Никакой не было кошки, ни черной, ни серой.
— Вот и я так думаю, — поймал ее на слове Эссат. — Мы товарищи, разве нет? А тебе что ни скажешь — все не в лад, всегда у тебя слово поперек найдется. Как будто с врагом говоришь. — Сам того не зная, он повторил упрек Ханифа.
Она, наконец, подняла на него глаза:
— Ничего я против тебя не имею. По мне что ты, что те парни у ворот. Просто я всегда занята, некогда мне болтать попусту — кажется, это называется у тебя дружбой?
Что-то не слышно твердости в голосе, подумалось ему. И он улыбнулся этой мысли:
— Давай все же попробуем стать приятелями. Или хоть чувствовать себя посвободнее в присутствии друг друга.
— А я и чувствую себя свободно…
— Ты да, а я вот нет…
— Очень жаль.
Эссат неожиданно осознал, что девушка против обыкновения не проявляет никакого желания избавиться от него. Раз так — тогда вперед!
— Давай поужинаем вместе — может, заметишь, наконец, что я тоже человек и вовсе не так уж плох?
Ей-Богу, такое миролюбие заслуживало улыбки, но Расмия снова перевела глаза на свои бумаги.
— Ладно. Я буду в городе, можем встретиться в восемь, — это прозвучало холодно, будто речь шла о деловой встрече.
К семи Эссат оказался в квартале Шагхур Жувани, надо было убить целый час. Он не спеша побрел к месту встречи вдоль торговых рядов и даже позволил заманить себя в одну лавчонку, где хозяин — торговец коврами — угостил его кофе. Эссат сделал вид, будто интересуется коврами, — очень уж хорош был кофе. Минут тридцать он полушутя, полувсерьез торговался из-за одного ковра, за который хозяин запросил вчетверо дороже настоящей цены. Из лавки Эссат вырвался с трудом — теперь он спешил, пришлось продираться сквозь толпу, и тут он неожиданно заметил, что Расмия тоже здесь, чуть впереди — и не одна. Рядом с ней, показалось ему, шагает низенький толстяк, с виду европеец. Однако через несколько шагов незнакомец свернул влево и исчез, не обменявшись со спутницей ни единым знаком прощания, ни единым словом. Девушка как ни в чем не бывало шла дальше — может быть, это случайность, они и не знакомы вовсе…
Расмия свернула за угол, и тут Эссат догнал ее. Он не признался, что заметил ее раньше, — почему-то ему захотелось сохранить этот маленький секрет.
— Пойдем в греческий ресторан возле крепости, — предложил он. Надо же, девица приоделась — платье ей к лицу. Глаза чуть подкрашены — красивые глаза! Помады нет — но все равно чувствуется, что ей небезразлично, как она выглядит сегодня