на чопорные манеры, у него был растерянный и чуточку жалкий вид: человек из девятнадцатого столетия, перемещенный в отдаленное и вульгарное будущее, понять которое он даже и не надеялся. Оказался в неловком положении.
Со вчерашнего дня мой гнев успел улетучиться, и я дал себе слово избегать конфронтации. Поэтому для начала я сказал ему, как ценю то, что он нашел для меня время. Он ничего не ответил и явно чувствовал себя не в своей тарелке. Светская беседа определенно исключалась. Интересно, называл ли его кто-нибудь когда-нибудь просто по имени?
Официант принес напитки. Датчи рассматривал свой чай с изначально неодобрительной миной английского пэра, потом все-таки поднес чашку к губам, отхлебнул и быстро поставил на стол.
— Недостаточно горячий? — спросил я.
— Нет, все в порядке, сэр.
— Давно вы работаете у Дикинсонов?
— Двадцать лет.
— Значит, вы работали у них еще до судебного процесса?
Он кивнул и снова поднял чашку, но к губам не поднес.
— Назначение в состав присяжных было таким поворотом судьбы, которому сначала я вовсе был не рад. Хотел просить об освобождении, но мистер Дикинсон пожелал, чтобы я принял назначение. Сказал, что это мой гражданский долг. Он был человеком с сильным гражданским чувством. — У него задрожала губа.
— Когда он умер?
— Семь с половиной лет назад.
Я был удивлен:
— Еще до рождения Мелиссы?
— Миссис Дикинсон ожидала Мелиссу, когда это... — Он вскинул глаза в испуге и резко повернул голову направо. Оттуда к нам приближался официант, чтобы принять заказ. С аристократическим видом и правильной речью, он был черен, как уголь; африканский кузен Датчи.
Я выбрал бифштекс с кровью. Датчи спросил, свежие ли креветки, и, услышав, что, конечно они свежие, заказал салат с креветками.
Когда официант отошел, я спросил:
— Сколько лет было мистеру Дикинсону, когда он умер?
— Шестьдесят два.
— Как он умер?
— На теннисном корте.
Его губа опять задрожала, но остальная часть лица сохраняла бесстрастность. Он повертел в руках чашку и плотнее сжал губы.
— Выполнение вами обязанностей присяжного имело какое-то отношение к тому, что они встретились, мистер Датчи?
Он кивнул.
— Именно это я и имел в виду, говоря о повороте судьбы. Мистер Дикинсон пришел со мной в зал заседаний суда. Сидел там во время процесса и был... очарован ею. Он следил за ходом дела по газетам еще до того, как я был включен в список присяжных. Несколько раз, просматривая утренние газеты, он говорил о глубине этой трагедии.
— До того он был знаком с миссис Дикинсон?
— Нет, ни в коей мере. Вначале его интерес был... тематическим. И человек он был добрый.
Я сказал:
— Не уверен, что понимаю, в каком смысле вы употребили слово «тематический».
— Скорбь о погибшей красоте, — сказал он тоном учителя, объявляющего тему для письменной работы. — Мистер Дикинсон был большой эстет. Коллекционер и ценитель. Немалую часть жизни он посвятил украшению своего мира, и порча красоты причиняла ему ужасную боль. Однако он никогда не позволял своему интересу выходить за этические рамки. Когда меня включили в жюри присяжных, он сказал, что будет сопровождать меня в суд, но что мы должны абсолютно добросовестно воздерживаться от обсуждения относящихся к этому делу вопросов. Он также был и честным человеком, доктор Делавэр. Диоген бы порадовался.
— Эстет, — сказал я. — А каким бизнесом он занимался?
Он посмотрел на меня свысока.
— Я говорю о мистере Артуре Дикинсоне, сэр.
Мне это опять ничего не говорило. У этого человека как-то так получалось, что я чувствовал себя нерадивым студентом. Не желая показаться в его глазах полным болваном, я сказал:
— Ну, конечно. Известный филантроп.
Датчи продолжал пристально смотреть на меня.
Я спросил:
— Ну и как в конце концов эти двое встретились?
— Судебный процесс повысил интерес мистера Дикинсона: он слышал ее показания, видел ее с забинтованным лицом. Он навещал ее в госпитале. По случайному совпадению, тот хирургический корпус, куда ее поместили, был построен на его пожертвования. Он посовещался с врачами и устроил так, чтобы ей был обеспечен самый лучший уход. Привлек лучшего специалиста в области пластической хирургии — профессора Албано Монтесино из Бразилии, настоящего гения. Он вел исследования по конструированию лица. Мистер Дикинсон устроил ему получение медицинских привилегий и предоставил