количество волос, которое у него еще осталось, имело вид жиденьких прядок, выкрашенных в безжизненный серо-коричневый цвет. Большинство их росло вокруг головы и казалось не гуще мазка грима. Малюсенький взбитый хохолок венчал его темя.
— Ну, — заявил Энгер, — ваша работа здесь подошла к концу. — Вид у него при этом был мрачно-удовлетворенный. Он повернулся к лысому. — Это один из детективов, нанятых для поисков Джины, Джим.
— Это не совсем так, — поправил его я. — Меня зовут Алекс Делавэр. Я лечащий психолог Мелиссы.
Вид у Энгера стал сначала озадаченный, потом обиженный.
Я сказал:
— Мистер Стерджис — детектив — мой друг. Это я порекомендовал семье обратиться к нему. Я случайно оказался вместе с ним у вас в офисе.
— Понимаю. Ну, тогда...
— Сожалею, что не уточнил вовремя, кто я такой, но, принимая во внимание сложившуюся тогда обстановку неотложности, в тот момент это не казалось важным.
— Да, наверное, — согласился Энгер.
Лысый мужчина прочистил горло.
Энгер встрепенулся.
— Доктор... я правильно вас называю? Доктор Делавэр?
Я кивнул.
— Доктор, это Джим Даус, поверенный в делах Джины.
Даус улыбнулся одной стороной рта. Он пожал мне руку, сверкнув запонкой с монограммой. Его рука была большая, пухлая и поразительно шершавая — вот что значит проводить субботу и воскресенье подальше от письменного стола. При этом он еще так согнул пальцы, что контакт между нашими ладонями получился минимальный. То ли еще не решил, насколько дружелюбным собирается быть, то ли хотел проявить особую осторожность, как иногда поступают очень сильные люди из боязни причинить боль.
— Доктор, — сказал он голосом, в котором слышалась хрипотца курильщика. Из-за уголка в его нагрудном кармане высовывались кончики двух сигар. — Психолог? Мне приходится время от времени прибегать к их услугам в суде.
Я кивнул, не будучи уверен, как следует понимать это замечание — как шаг к сближению или как угрозу Он спросил:
— Как там наша девочка?
— Когда я видел ее последний раз, она отдыхала. Сейчас я как раз иду взглянуть на нее.
— Клкфф Чикеринг сообщил мне печальную новость, — сказал Энгер. — Сегодня утром, в церкви. Мы с Джимом подъехали сюда узнать, не потребуется ли какая-нибудь помощь. Вот ужас-то — я никак не предполагал, что все может этим кончиться.
Даус посмотрел на него так, как будто копание в себе было преступлением, но потом покачал головой с запоздалым изъявлением сочувствия.
Я спросил:
— Они прекратили поиски?
Энгер кивнул.
— Клифф сказал, что они прекратили искать ее несколько часов назад. Он уверен, что она на дне этого водохранилища.
— Он также уверен, что она сама и поместила себя туда, — заметил я.
Судя по его виду, Энгер почувствовал себя не в своей тарелке.
Даус сказал:
— Я предложил мистеру Чикерингу, чтобы любое дальнейшее теоретизирование подкреплялось фактами. — Задрав подбородок, он провел пальцем между шеей и воротничком.
— Черт побери! — повысил голос Энгер. — Ясно же, что произошел несчастный случай. Она вообще не должна была раскатывать там на машине.
— Прошу меня извинить, джентльмены, — сказал я, — мне пора к Мелиссе.
— Передайте ей наши соболезнования, — попросил Энгер. — Если она захочет, мы можем подняться к ней сейчас. Если нет, мы в ее распоряжении в любое время, когда она будет готова заняться переводом — просто дайте нам знать.
— О каком переводе идет речь?
— Передача статуса, — ответил Даус. — Время для этого никогда не бывает подходящим, но нужно это сделать как можно скорее. Обычный процесс бумажной работы. Правительство находит для себя хоть какое-то занятие. Надо соблюсти все до последней мелочи, иначе Дядя Сэм рассердится.
— Она слишком молода, чтобы с этим справляться. Чем скорее мы все уладим, тем лучше, — заключил Энгер.
— Слишком молода для бумажной работы? — удивился я.
— Слишком молода, чтобы разбираться во всей механике, — снисходительно пояснил Энгер. — И чтобы нести бремя управления.
— Ей следует заняться в жизни совсем другими вещами, — добавил Даус. — Разве это не так — с психологической точки зрения?
Чувствуя себя каким-то образом перенесенным на заседание сенатской подкомиссии, я сказал:
— То есть вы хотите сказать, что она не должна сама управляться со своими собственными деньгами?
Наступила внезапная тишина, словно упал театральный занавес.
— Это сложно,