блюда из даров моря, и к семи часам мы были у нее дома. Я стал звонить своей телефонистке, а Робин — прослушивать запись на своем автоответчике.
Для меня никаких сообщений не оказалось, а Робин за последние три часа по три раза звонил знаменитый певец. В знаменитом баритоне с хрипотцой звучала паника.
«Срочное дело, Роб. Воскресный концерт в Лонг-Бич. Только что вернулся из Майами. От влажности у Пэтти лопнула кобылка. Позвони мне в „Сансет-Маркуис“, Роб. Пожалуйста, Роб, я никуда не двинусь с места».
Она выключила аппарат и сказала:
— Чудесно.
— Похоже, дело серьезное.
— Еще бы. Когда он звонит сам, а не поручает это кому-нибудь из своих мальчиков на побегушках, значит, близок к нервному срыву.
— А кто такой Пэтти?
— Одна из его гитар. У него есть еще две, Лаверн и... забыла, как называется вторая. Он дал им имена сестер Эндрюс — как звали вторую?
— Максин.
— Точно. Максин. Пэтти, Лаверн и Максин. В жизни не слышала, чтобы три инструмента звучали так похоже. Но завтра, ясное дело, он должен играть на Пэтти.
Она покачала головой и перешла в кухонный уголок.
— Хочешь чего-нибудь выпить?
— Нет, спасибо, пока не хочется.
— Ты уверен? — Она нервно оглянулась на телефон.
— Абсолютно. Ты разве не собираешься сама позвонить ему?
— А ты не обидишься?
Я покачал головой.
— Знаешь, я, оказывается, чуточку устал. Пожилому мужчине за тобой не угнаться.
Ответить она не успела, потому что зазвонил телефон. Она сняла трубку.
— Да, только что вошла... Нет, лучше привези сюда. Здесь я могу это сделать лучше... Ладно, жду.
Она положила трубку, улыбнулась и пожала плечами.
Она проводила меня до машины, мы легко поцеловались, избегая разговаривать, и я уехал, оставив ее в предвкушении работы. А самому себе предоставил и дальше наслаждаться жизнью.
Но настроен я был скорее на теорию, чем на практику, и поэтому, проехав несколько кварталов, подкатил к станции обслуживания и по телефону-автомату снова позвонил Майло.
На этот раз мне ответил Рик.
— Он только что вошел, Алекс, и сразу же снова ушел. Сказал, что какое-то время будет занят, но чтобы ты ему позвонил. Он взял мою машину и сотовый телефон. Записывай номер.
Я записал, поблагодарил Рика, дал отбой и набрал номер Майло. Он ответил после первого же гудка.
— Стерджис.
— Это я. Что случилось?
— Нашли машину, — сказал он. — Пару часов назад. Недалеко от каньона Сан-Гейбриел — Моррисовская плотина.
— А что с...
— Никаких следов. Только машина.
— Мелиссе сообщили?
— Она сейчас там. Я сам ее отвез.
— Как она держится?
— Состояние сильного потрясения. Медики видели ее, сказали, что в физическом плане она в порядке, но надо за ней присматривать. Будут какие-нибудь особые указания, как с ней обращаться?
— Просто будь рядом. Скажи, как к вам проехать.

23

Я выскочил на автостраду у Линкольна. Движение было вязкое и напряжение до самой 134-й Восточной — масса народу ехала на выходные в обоих направлениях. Но на подъезде к Глендейлу оно начало редеть, и к тому времени, как я добрался до развязки 210, шоссе было в моем распоряжении.
Я гнал машину на большей скорости, чем обычно, пронесся вдоль северной оконечности Пасадены, миновал эстакаду, по которой два дня назад, по всей вероятности, проезжала Джина.
Неуютная дорога, в темноте казавшаяся еще неуютнее, отделяла город от меловой пустыни у подножия хребта Сан-Гейбриел. При дневном свете были бы видны районы жилой застройки, индустриальные вкрапления, а дальше гравийные карьеры и поросшие кустарником холмы. К счастью, сейчас все это скрывала темнота беззвездной ночи. Плохая ночь для поисков человека.
За милю до 39-го шоссе я сбросил скорость, чтобы взглянуть на то место, где патрульный полицейский видел «роллс-ройс». Автостраду посередине рассекали цементные звукоизоляционные барьеры высотой по окна. Единственное, что он мог, по идее, увидеть — даже будучи страстным поклонником автомобилей, — это верхнюю часть характерной решетки радиатора и расплывчатый блеск лака.
Поразительно, что он вообще что-то увидел.
Но он был прав.
Я выехал на Азусский бульвар и проехал через окраины города, который выглядел так, будто все еще не забыл пятидесятые годы: заправочные станции с полным обслуживанием, комнаты отдыха, небольшие витрины магазинов — везде было темно. Редкие уличные фонари высвечивали некоторые вывески: