— я всегда знал, какая это пакость, потому что я... много читал об этом. А такая девушка, как Мелисса... легко было бы подумать, что она может быть... восприимчивой. Она всем нравится, красива и очень богата. Но с ней такого не произошло. Она не поддалась.
— Всем нравится, говоришь? Но она ни разу не упоминала никаких друзей, кроме тебя. Да я и не видел, чтобы к ней кто-то приходил.
— Она очень разборчивая. Но ее все любили. Она могла бы быть где угодно лидером, состоять в лучших клубах, если бы захотела, но ее интересовали совсем другие вещи.
— Например?
— В основном, учеба.
— А что еще?
Он замялся, потом сказал:
— Ее мама. Она вроде бы считала, что главное дело ее жизни — быть дочерью. Однажды она мне сказала, что у нее такое чувство, будто ей придется всегда заботиться о маме. Я пытался убедить ее, что это неправильно, но она распалилась не на шутку. Сказала, что мне не понять, каково это. Я не стал с ней спорить, потому что она бы только еще больше разозлилась, а я очень не люблю, когда она злится.
Он отошел прежде, чем я успел ему ответить. Я видел, как он снял цепь, преграждавшую въезд на парковочную площадку, сел в машину и уехал.
Обе его руки лежали на баранке.
Этот паренек далеко пойдет.
Вежливый, уважительный, трудолюбивый, почти болезненно серьезный.
В некотором смысле он был двойником Мелиссы в мужском варианте, ее духовным братом-близнецом. Отсюда и такое взаимопонимание между ними.
Не это ли помешало ей думать о нем так, как ему бы хотелось?
Хороший парнишка. Такой хороший, что даже не верится.
Разговор с ним зацепил мои чуткие усики психолога хотя я не мог бы точно сказать, чем именно.
А может, я просто напичкивал мозги предположениями, чтобы уйти от реальности. От той темы, которую мы едва затронули.
Синее небо, черная вода.
На воде колышется что-то белое...
Я завел мотор, тронулся с места и плавно пересек городскую черту Сан-Лабрадора.

* * *

Мелисса не спала, но и не разговаривала. Она лежала на спине, опираясь головой на три подушки, волосы были заплетены и уложены на темени, веки припухшие. Ноэль сидел возле кровати в кресле-качалке, которое час назад заполняла собой Мадлен. Он держал ее за руку и казался попеременно то довольным, то встревоженным.
Мадлен, снова уже в своем форменном платье, двигалась по комнате, словно портовая баржа, причаливая к предметам мебели, вытирая пыль, поправляя, выдвигая и задвигая ящики. На тумбочке стояла миска овсянки, загустевшей до состояния строительного раствора. Шторы были задернуты, ограждая комнату от резкости света в летний полдень.
Я наклонился над кроватью под пологом и поздоровался с Мелиссой. Она ответила мне слабой улыбкой. Я пожал не занятую Ноэлем руку и спросил, не могу ли я быть чем-нибудь полезен.
Она покачала головой. Мне показалось, что передо мной опять девятилетняя девчушка.
Я все-таки остался. Мадлен еще немного помахала своим кухонным полотенцем, потом сказала:
— Я иду вниз, mon petit choux? Принесу что-нибудь поесть?
Мелисса покачала головой.
Мадлен взяла с тумбочки миску с овсянкой и, пройдя полдороги до двери, спросила:
— А вам приготовить что-нибудь, месье доктор?
И само предложение, и обращение «доктор» означали, что я в чем-то поступил правильно.
Я вдруг понял, что действительно голоден. Но даже если это было бы не так, я ни за что бы не отказался.
— Спасибо, — ответил я. — С удовольствием съем что-нибудь легкое.
— Хотите стейк? — спросила она. — Или отбивную из молодого барашка? Они очень хороши.
— Небольшая отбивная будет в самый раз.
Она кивнула, сунула тряпку в карман и вышла.
Оставшись с Ноэлем и Мелиссой, я почувствовал себя третьим лишним. Судя по их виду, им было очень уютно в обществе друг друга, и мое присутствие сюда явно не вписывалось.
Скоро глаза Мелиссы опять закрылись. Я вышел в коридор и медленно пошел по нему мимо закрытых дверей, направляясь к задней части дома, к винтовой лестнице, по которой в тот первый день спускалась Джина Рэмп в поисках Мелиссы. К лестнице, по которой можно было также подняться и которая вертикальным тоннелем пронизывала сумрак коридора.
Я начал восхождение. Наверху оказалось пустое пространство в десять квадратных метров, заканчивавшееся двухстворчатой дверью из кедровой древесины.
В замке торчал старомодный железный ключ. Я повернул его, оказался в полной