долгого молчания она отозвалась:
— Наверное.
Она опять замолчала на какое-то время, потом сказала:
— Я совсем одна.
— Вокруг очень много людей, которые любят тебя, Мелисса.
Майло разглядывал пол.
— Я совсем одна, — повторила она с каким-то пугающим удивлением. Как будто пробежала по лабиринту в рекордное время, а на выходе вдруг узнала, что он ведет к пропасти.
— Я устала, — вздохнула она. — Пожалуй, пойду посплю.
— Хочешь, я посижу с тобой?
— Я хочу спать с кем-нибудь. Не хочу оставаться одна.
Майло поставил банку на стол и вышел из комнаты.
Я остался возле Мелиссы, говорил ей что-то успокаивающее, но было похоже, что мои слова большого эффекта не имели.
Вернулся Майло, приведя с собой Мадлен. Она тяжело дышала и казалась взволнованной, но когда она дошла до Мелиссы, на ее лице осталось лишь выражение нежности. Она склонилась над девушкой и погладила се по голове. Мелисса немного обмякла, словно оказавшись в чьих-то объятиях. Мадлен склонилась еще ниже к ней и прижала ее к груди.
— Я лягу с тобой, cherie. Вставай, идем.

* * *

В машине, когда мы отъехали от дома, Майло сказал:
— Ладно, я — мерзавец, который жестоко обращается с детьми.
— Так ты не думаешь, что ее срыв был притворством?
Он резко затормозил в конце дорожки и быстро повернулся ко мне.
— Какого черта, Алекс? Пырнул ножом — так еще и крутишь его в ране?
Его зубы обнажились в оскале. В свете прожектора над сосновыми воротами они казались желтыми.
— Нет, — ответил я и почувствовал, что он внушает мне страх впервые за все годы нашего знакомства. Почувствовал себя подозреваемым. — Нет, я серьезно. Могла она устроить таксе представление?
— Ага, конечно. Теперь ты хочешь мне сказать, будто и сам думаешь, что она психопатка? — Он уже просто орал, колотя одной ручищей по баранке.
— Я вообще не знаю, что думать! — ответил я на той же примерно громкости. — А ты пуляешь в меня версиями с левой стороны поля!
— Я думал, что смысл именно в этом!
— Смысл в том, чтобы помочь!
Он выдвинул лицо вперед, как если бы это было оружие.
С минуту он бешено смотрел на меня, потом откинулся на спинку сиденья и запустил обе пятерни в волосы.
— Ну и дела! Ничего себе сценка получилась!
— Должно быть, от недосыпания, — пробормотал я, стараясь унять дрожь.
— Должно быть... Ты не передумал? Может, поедешь поспать?
— Черта с два!
Он засмеялся.
— Я тоже нет... Извини, что набросился на тебя.
— И ты извини. Давай считать, что ничего не было.
Он снова положил руки на баранку, и мы поехали дальше. Теперь он вел машину медленно, с исключительной осторожностью. Сбавлял скорость на каждом перекрестке, даже когда там не было знака «стоп». Внимательно смотрел в обе стороны и во все зеркала, хотя улицы были пусты.
Когда мы выехали на Кэткарт, он заговорил:
— Знаешь, Алекс, не подхожу я для частного сыска. Слишком он бесструктурен, слишком много размытых границ. Я старался убедить себя в том, что отличаюсь от других, но все это чушь собачья. Я простой полувоенный мужик, как и все другие в управлении. Мне нужен мир, организованный по принципу «мы против них».
— "Мы" — это кто?
— Синие зануды. Мне нравится быть занудой.
Я подумал о том мире, с которым он сражался столько лет. Том самом, с которым он снова будет сражаться через каких-то несколько месяцев: причисляемый к ним другими полицейскими, независимо от того, сколько их он отправил за решетку.
Я сказал:
— Ты не сделал ничего непозволительного. Я среагировал от нутра — как ее хранитель. С твоей стороны было бы халатностью не рассматривать ее в качестве подозреваемой. Было бы халатностью не продолжать подозревать ее, если именно на нее указывают факты.
— Факты, — проворчал он. — Что-то не шибко много мы добыли этого добра...
Мне показалось, что он хотел сказать что-то еще, но тут появился пандус въезда на автодорогу, он закрыл рот и пришпорил «порше». Движение в сторону центра было небольшое, но создавало достаточно шума, чтобы заменить разговор.
Мы подъехали к «Миссии вечной надежды» вскоре после десяти и припарковались на полквартала дальше. Воздух был напоен запахами зреющих отбросов, сладкого вина и свежеуложенного асфальта, а поверх всего каким-то странным образом струился аромат цветов, приносимый, казалось, легким западным ветерком, словно более фешенебельные части города прислали сюда с воздушной