на лучшее рассчитывать я и не могу. А сегодня это был любительский спектакль — он играл его из-за того занудного засранца, в паре с которым работает.
— Мы и они, — сказал я.
Он не ответил. Я пожалел, что напомнил об этом. Чтобы разрядить напряженность, я переменил тему.
— Клевые у тебя визитки. Когда успел обзавестись?
— Пару дней назад — моментальная печать на Ла-Сьенега, при выезде на шоссе. Купил коробку — пятьсот штук — по оптовой цене. Вот и толкуй о разумных капиталовложениях.
— Дай-ка посмотреть.
— Зачем это?
— Сувенир на память — не исключено, что она станет коллекционной вещью.
Он скорчил гримасу, полез в карман пиджака и извлек одну карточку.
Я взял ее, щелкнул тонкой, упругой бумагой и сказал:
— Класс.
— Мне нравится веленевая бумага, — откликнулся Майло. — Годится вместо зубочистки.
— Или вместо книжной закладки.
— Я знаю кое-что даже более конструктивное. Из них можно строить домики. А потом дуть на них и ломать.

32

У дома в Сассекс-Ноул он затормозил рядом с «севилем».
— Что у тебя дальше по программе?
— Сон, плотный завтрак, потом — финансовые подонки. — Майло поставил «порше» на нейтралку и газанул.
— А что насчет Макклоски?
— Не собираюсь идти на похороны.
Он опять газанул. Побарабанил по баранке.
Я спросил:
— Какие соображения насчет того, кто и за что его убил?
— Ты все их слышал, когда мы были в миссии.
— Ладно, — сказал я.
— Ладно. — Он уехал.

* * *

Мой дом показался мне миниатюрным и приветливым. Таймер отключил освещение пруда, и в темноте нельзя было увидеть, как поживает моя икра. Я взобрался наверх, проспал десять часов и проснулся в понедельник, думая о Джине Рэмп и Джоэле Макклоски, которые вновь оказались связанными друг с другом болью и ужасом.
Была ли связь между водохранилищем и тем, что случилось в грязном закоулке, или же Макклоски просто настигла судьба, уготованная всем человеческим отбросам?
Убийство с использованием автомобиля. Я невольно стал думать о Ноэле Друкере. Он имел доступ к большому числу машин и достаточно свободного времени — «Кружка» была закрыта на неопределенный срок. Были ли его чувства к Мелиссе достаточно сильны, чтобы настолько сбить с прямой дорожки? И если да, то чья была инициатива — его или Мелиссы?
А Мелисса? Мне делалось дурно при мысли, что она может быть вовсе не той беззащитной сиротой, портрет которой Майло изобразил перед детективами. Но ведь я сам видел, каков ее нрав в действии. Сам наблюдал, как она трансформировала свое горе в мстительные фантазии, направленные против Энгера и Дауса.
Я вспомнил картину: она и Ноэль лежат обнявшись на ее кровати. Что, если план сведения счетов с Макклоски родился у них в один из таких моментов?
Я переключился на другой канал.
Рэмп. Если он не был виновен в исчезновении Джины, то, может быть, отомстил за него.
У него была масса причин ненавидеть Макклоски. Сидел ли он сам за рулем машины смерти или кого-то нанял? Такая идеальная справедливость должна была бы ему импонировать.
Тодд Никвист отлично подошел бы для этого дела — кому придет в голову связать серфингиста, подвизающегося на западе, со смертью сумасшедшего бродяги в центре города?
А может, эту машину вел Ноэль, но по поручению Рэмпа, а не Мелиссы.
Или это не был ни один из них.
Я сел на край кровати.
Перед глазами всплыл образ.
Шрамы, покрывающие лицо Джины.
Я подумал о той тюрьме, в которую отправил ее Макклоски на пожизненный срок.
Зачем я трачу время, ломая голову над причиной его смерти? Его жизнь была классическим образцом гнусности. Кто будет жалеть о нем, кроме отца Эндруса? Да и чувства священника, по всей вероятности, вытекают скорее из теологической абстракции, чем из человеческой привязанности.
Майло был прав, отмахнувшись от всего этого.
А я тут играю в умственные игры, вместо того чтобы делать что-то полезное.
Я встал, потянулся и вслух произнес:
— Туда ему и дорога.
Потом, одевшись в брюки цвета хаки, рубашку с галстуком и легкий твидовый пиджак, я поехал в Западный Голливуд.

* * *

Адрес на Хиллдейл-авеню, который мне дала сестра Кэти Мориарти, находился между бульварами Санта-Моника и Сансет. Дом оказался непривлекательного вида коробкой цвета старых газет, которая почти по самую крышу пряталась за неухоженной, разросшейся миртовой изгородью. Плоская крыша была выложена выкрашенной в черный