Где это ты так? – спросил Валландер.
– Искал дорогу покороче, – мрачно сказал Мартинссон. – У меня в кабинете другие. Сейчас приду.
Валландер зашел в туалет выпить воды. Увидел свое отражение в зеркале и отвел глаза.
Без десяти одиннадцать начали оперативку. Место Сведберга по-прежнему пустовало. Нюберг только что вернулся из парка. В ответ на немой вопрос Валландера он помотал головой – ничего. Ничего существенного не найдено.
Валландер начал с рассказа о своем посещении больницы. Он захватил с собой кассету и магнитофон. Когда зазвучал голос Сведберга, в комнате словно потемнело. Но когда, отключив запись, Валландер кратко изложил свои выводы, общая подавленность на мгновение отступила. Сведберг что-то знал. Вопрос только, не из-за этого ли знания его убили.
Валландер отодвинул магнитофон и уронил руки на стол. Он начал говорить, еще сам не зная, что именно Хочет сказать, словно нащупывая ускользающую нить.
Они засиделись далеко за полночь. Позади осталась и усталость, и горечь. Опять прочесываем местность, думал Валландер, только теперь не внешний ландшафт, а свой внутренний. Точно, именно это мы и делаем. На сей раз прочесываем собственные наблюдения, а не непролазный кустарник. Но все очень похоже.
Вскоре после двенадцати они решили отдохнуть. После перерыва Мартинссон по ошибке занял стул Сведберга, но тут же пересел. Валландер сходил в туалет и попил воды. У него болела голова, во рту пересохло, но он старался держаться. Во время перерыва он зашел к себе кабинет и позвонил в больницу.
Долго не отвечали, потом трубку взяла сестра – та самая, что брала у него кровь из пальца.
– Девочка спит, – сказала она, – Попросила снотворное, но мы, как вы понимаете, не можем удовлетворить ее просьбу. В конце концов заснула и так, без снотворного.
– Родители звонили? Ее мать?
– Только какой-то мужчина, сказал, что сосед.
– Лундберг?
– Именно он. Лундберг.
– Реакция наступит завтра, – сказал Валландер.
– А что случилось?
У Валландера не было причин скрывать от нее истину. Она долго не произносила ни слова.
– Даже не верится, что это правда, – сказала она наконец. – Как такое может быть?
– Не знаю, – сказал он честно. – Я точно так же ничего не понимаю, как и вы.
Он вернулся в комнату для совещаний. Надо было подвести итоги.
– Не знаю, почему все это случилось, – начал он. – Так же, как и вы, не могу понять, какое безумие заставило кого-то хладнокровно расстрелять троих ребят на пикнике. Не вижу мотива, а потому не могу представить убийцу. Но ход событий я так же, как и вы, могу проследить. Может быть, не совсем ясно, с провалами, но вы меня поправите. И добавите, если я что-то упустил. Итак, еще раз сначала.
Он потянулся за бутылкой с «Рамлёсой» и налил себе стакан.
– Вечером двадцать первого июня трое молодых людей приезжают в Хагестадский национальный парк. По-видимому, в двух машинах, но машины исчезли. Кстати, один из вопросов, на который надо ответить как можно скорее – куда делись машины? Если верить Исе Эденгрен – она, как помните, тоже собиралась ехать, но заболела, – так вот, по ее словам, место было выбрано заранее. Они устраивают своего рода маскарад, причем не в первый раз. И это мы тоже должны постараться понять, что ими двигало. Меня не оставляет чувство, что они были очень тесно связаны друг с другом, может быть, это была не просто дружба. Не знаю. Они переодеваются в костюмы времен Бельмана, надевают парики. Звучат песни – «Письма Фредмана». Мы не знаем, видел ли их кто-то в лесу или на въезде в парк. Место их пикника скрыто от посторонних глаз. И вдруг появляется убийца и расстреливает их. Каждого – одним выстрелом, точно в лоб. Какое оружие он использовал, мы пока не знаем. Но все указывает на то, что он спланировал все заранее и ни секунды не колебался. Через пятьдесят один день мы их находим. Таково предположительно развитие событий. Но пока мы точно не знаем, как давно они погибли, мы не можем исключить и иного сценария. Может быть, их убили не на пикнике под Иванов день, а позже. Мы не знаем. Но когда бы это ни произошло, мы уже сейчас можем сказать, что убийца был хорошо информирован. Тройное убийство не может быть случайным. Конечно, нельзя исключить, что это какой-то сумасшедший. Нам вообще ничего нельзя исключать. Но за всем этим совершенно явственно прослеживается заранее разработанный