во вторник, шестого августа. Астрид, как видишь, пишет, что все хорошо, но они хотят еще немного задержаться. Передает привет от всех остальных, а заодно просит мать позвонить другим родителям и сказать, что все благополучно.
Валландер прочел открытку. Почерк был похож на Линдин – буквы такие же круглые.
Он отложил карточку.
– И Ева Хильстрём пришла в полицию?
– Она не пришла, она ворвалась в мой кабинет. Мы знали и раньше, что она дама нервная, но тут было что-то немыслимое. Она совершенно очевидно испугана. И уверена в том, что говорит.
– А что она говорит?
– Что-то случилось. Эту открытку писала не ее дочь.
Валландер подумал немного.
– Что не сходится? Почерк? Подпись?
– Вообще-то она говорит, что почерк похож. Но утверждает, что почерк Астрид ничего не стоит подделать. И подпись тоже. Может быть, она и права.
Валландер достал блокнот и ручку. У него заняло не более минуты скопировать более или менее похоже почерк Астрид Хильстрём и ее подпись. Он отодвинул блокнот.
– Итак, Ева Хильстрём взволнована. Ее можно понять. Но если дело не в почерке и не в подписи, то в чем тогда?
– Она не может сказать.
– А ты спрашивал?
– Конечно. Что показалось ей странным – лексика? Манера выражаться? Задал все наводящие вопросы, которые только можно придумать. Она не знает. Но совершенно уверена, что открытку написала не ее дочь.
Валландер поморщился и покачал головой:
– Что-то в этом есть.
Они уставились друг на друга.
– Ты же помнишь, ты сам сказал вчера, что тоже встревожен.
Мартинссон кивнул:
– Что-то есть. Что-то не сходится. Я, правда, пока не знаю что.
– Поставь вопрос по-другому, – сказал Валландер. – Если они, скажем, не отправились в эту неожиданную поездку, куда они могли податься? Что могло произойти? Кто в таком случае пишет открытки? Паспорта они забрали, машин их тоже на месте нет. Это мы уже проверяли.
– Я, конечно, могу ошибаться, – сказал Мартинссон. – Может быть, я просто заразился ее тревогой.
– Естественно, родители волнуются за детей. Сколько раз я с ума сходил, не зная, куда подевалась Линда. Тоже приходили открытки со всего мира, из каких-то мест, о которых я и не слышал никогда.
– Что делаем?
– Выжидаем. Впрочем, знаешь что – давай-ка пройдем все с самого начала, не проглядели ли мы что.
Все было понятно. Трое молодых людей, от двадцати до двадцати трех лет, решили вместе отпраздновать Иванов день. Один из них, Мартин Буге, живет в Симрисхамне, девушки, Лена Норман и Астрид Хильстрём, – в Истаде, в восточном районе. Они дружат с детства, сейчас тоже проводят вместе много времени. Все – дети обеспеченных родителей. Лена Норман учится в Лундском университете, двое других пока не определились, работают то там, то сям, присматриваясь к будущей профессии. На учете в полиции никогда не состояли, проблем с наркотиками как будто бы нет. Мартин Буге и Астрид Хильстрём пока еще живут с родителями, Лена Норман – в студенческом общежитии в Лунде. Где они собирались праздновать Иванов день, неизвестно. Родители уже спрашивали их приятелей, но никто ничего не знает. И в этом тоже ничего необычного нет – они вечно секретничали. У них была возможность пользоваться двумя машинами, «вольво» и «тойота». Машины исчезли, как и трое молодых людей. Они ушли из дому после обеда 21 июня, и с тех пор их никто не видел. Первая открытка пришла из Гамбурга 26 июня. Они сообщили, что решили попутешествовать по Европе. Через пару недель Астрид Хильстрём прислала открытку с парижским штемпелем, написала, что они направляются на юг. И вот теперь третья открытка.
Мартинссон замолчал.
– И что могло случиться? – вслух подумал Валландер.
– Понятия не имею.
– Есть ли хотя бы какие-то основания считать, что их исчезновение нельзя объяснить естественными причинами?
– Честно говоря – нет.
Валландер откинулся на стуле.
– То есть ничем, кроме нехороших предчувствий Евы Хильстрём, мы не располагаем. Беспокойная мама.
– Которая утверждает, что открытка написана кем-то еще, а не ее дочерью.
Валландер кивнул:
– Она хочет, чтобы мы объявили розыск?
– Нет. Она хочет, чтобы мы что-то предприняли. Так и сказала – полиция должна что-то предпринять .
– А что мы можем еще сделать, кроме того, что объявить розыск? Их имена мы уже внесли в базу данных.
Наступила тишина. Валландер посмотрел на часы – без четверти девять – и повернулся