Они почти никогда не встречались. Если ты спрашиваешь, с кем из родственников Калле поддерживал контакт, то ответ один – только со мной.
– Все равно ему надо сообщить. Как ты сама понимаешь, пресса подымет шум. Полицейский умирает насильственной смертью.
– Насильственной смертью… – повторила она. – Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что он, скорее всего, был убит.
– А что это еще может быть?
– Это мой следующий вопрос – мог ли он совершить самоубийство?
– А разве не все могут совершить самоубийство? Если обстоятельства вынуждают?
– Может быть, ты и права.
– А разве вы не можете отличить убийство от самоубийства?
– Увидим. Скорее всего, можем. Но я все равно должен был спросить.
Она подумала.
– Даже у меня были такие мысли, – сказала она, – после того, через что я прошла. Но никогда не думала, чтобы Карл…
– То есть причин у него не было?
– Несчастным его назвать было нельзя.
– Когда ты видела его в последний раз?
– Он звонил в воскресенье.
– И как он тебе показался?
– Как обычно.
– Почему он звонил?
– Мы обычно перезваниваемся раз-другой на неделе. Если бы он не позвонил, позвонила бы я. Иногда я приглашала его поужинать. Иногда приходила к нему. Как ты помнишь, мужа моего почти никогда не бывает дома. Он начальник машинного отделения на танкере. Дети наши уже выросли.
– То есть Сведберг готовил ужин и приглашал тебя?
– А почему бы нет?
– Даже представить не могу его на кухне.
– Он очень хорошо готовил. Особенно рыбу.
Валландер помолчал.
– Значит, он звонил в воскресенье. Четвертого августа. И все было как всегда.
– Да.
– О чем вы говорили?
– Обо всем и ни о чем. Помню, он жаловался, что устал. Выработался.
Валландер насторожился:
– Так и сказал? Выработался?
– Да.
– Но он же только что из отпуска?
– Я точно помню. Он именно так и сказал.
Валландер подумал немного:
– А где он отдыхал?
– Он не любил уезжать из Истада. Обычно проводил отпуск дома. Может быть, ненадолго съездил в Польшу.
– И что он делал дома? Просто сидел в квартире?
– У него были свои увлечения.
– Какие?
Она укоризненно покачала головой:
– Странно, что не знаешь. Целых два – астрономия и история американских индейцев.
– Про индейцев я слышал. Еще знаю, что он иногда ездил в Фальстербу смотреть на птиц. Но про звезды слышу первый раз.
– У него замечательный телескоп.
Валландер попробовал вспомнить. Нет, телескопа в квартире Сведберга он не видел.
– А где он стоял?
– В кабинете.
– То есть так он и проводил отпуск? Смотрел на звезды и читал про индейцев?
– Думаю, что да. Правда, это лето было необычным.
– В каком смысле?
– Мы летом, как правило, встречаемся почаще. Но в этом году у него не было времени. Несколько раз отказывался, когда я приглашала его поужинать.
– Почему?
Она поколебалась:
– У него вроде бы не было времени.
Чутье подсказало Валландеру, что все это неспроста.
– Он не говорил, чем он занят?
– Нет.
– Но ты задавала себе этот вопрос?
– Да нет.
– А ты не заметила в нем никаких перемен? Что он стал каким-то другим? Что его что-то беспокоит?
– Он был совершенно обычным. Разве что времени у него ни на что не было.
– И когда ты это заметила? Когда он сказал это впервые?
Она немного подумала:
– Сразу после Иванова дня. Как только ушел в отпуск.
В дверях появилась давешняя сестра. Ильва Бринк встала:
– Сейчас вернусь.
Валландер поискал туалет, помочился и выпил еще два стакана воды. Когда он вернулся, Ильва уже ждала его.
– Я ухожу, – сказал он. – Остальные вопросы могут подождать.
– Если хочешь, я позвоню Стуре. Мы должны организовать похороны.
– Хорошо бы ты сделала это в течение ближайших часов. В одиннадцать мы должны сделать заявление для прессы.
– Никак не могу поверить, – сказала она.
На глаза ее вдруг навернулись слезы. Валландер сам чуть не заплакал. Они посидели молча, пытаясь справиться с чувствами. Валландер сосредоточил взгляд на настенных часах – смотрел, как бежит по кругу секундная стрелка.
– У меня есть еще один вопрос, – помедлив, сказал он. – Сведберг был холостяком. Я никогда не слышал, чтобы у него была какая-то женщина.
– У него и не было.
– Может быть, этим летом он с кем-то познакомился?
– С женщиной?
– Да.
– И поэтому сказал, что «выработался»?
Валландер осознал нелепость своей версии.
– Это моя обязанность – задавать вопросы, – сказал он, словно