по должности.
– Общество не может защититься от сумасшедших, – сказала министр. – Массовые убийства случаются и в демократических странах, и в тоталитарных, и на всех континентах.
– И еще одно, – сказал Валландер. – Сумасшедшие все разные. Их трудно описать как единую категорию. К тому же они очень часто планируют свои преступления с завидным педантизмом. Они появляются ниоткуда, у них нет криминального прошлого, и они могут с таким же успехом исчезнуть в никуда.
– Местная полиция, – сказал шеф госполиции. – Начинать надо с нее.
Валландер не понял, какая связь существует между сумасшедшими преступниками и местной полицией, но на всякий случай промолчал. И шеф полиции тоже не стал ничего говорить о новых направлениях полицейской стратегии, идеи которых с завидным постоянством вызревают в коридорах государственного полицейского управления. Министр юстиции задала несколько вопросов Турнбергу, и совещание закончилось. Они уже собирались идти обедать, когда шеф полиции вдруг обнаружил, что в его портфеле не хватает каких-то бумаг.
– Это парень, который замещает моего постоянного секретаря, – сказал он с горечью. – Как только появляется заместитель, все идет насмарку. Они появляются и исчезают с такой скоростью, что не успеваешь запомнить, как их зовут.
Они прошлись по зданию полиции.
Валландер старался держаться позади. К нему подошла министр юстиции.
– Я слышала, на вас поступила жалоба, – сказала она. – За ней что-то есть?
– У меня совесть чиста, – сказал Валландер. – Парень находился в зоне оцепления, и к тому же никто его не избивал.
– Я так и думала, – ободряюще сказала министр.
Когда все собрались в приемной, шеф полиции тоже коснулся этой темы.
– Это совершенно ни к чему, – сказал он. – Особенно сейчас.
– Это всегда ни к чему, – ответил Валландер. – Но я скажу вам то же самое, что сказал министру. Никто его не избивал.
– А что это было?
– Ничего особенного. Он находился в зоне оцепления, и его задержали.
– Вы, надеюсь, понимаете, насколько важно для полиции поддерживать хорошие отношения с общественностью и со средствами массовой информации.
– Когда жалоба будет рассмотрена, я прослежу, чтобы о результатах узнали газеты, – пообещал Валландер.
– И не забудьте прислать мне копию.
Он пообещал и это. Обедать с важными гостями он отказался. Вместо этого зашел в кабинет Анн-Бритт Хёглунд. Там никого не было, и он вернулся в приемную. Настроение у всех было подавленное. Эбба сидела вся в черном. Валландер позвонил Анн-Бритт домой:
– Как с речью?
– Я боюсь, – сказала она. – Боюсь, что буду нервничать, заикаться. Или вдруг заплачу.
– Все будет хорошо, – сказал Валландер. – Лучше тебя это никто не сделает.
Он пошел к себе и сел за стол. Никак не мог вспомнить, что такое сказал шеф полиции, что привлекло его внимание. Или это сказала министр?
Так и не вспомнил.
К двум часам в церковь Святой Марии на Главной площади набилось полно народу. Валландер был среди тех, кто вносил в церковь гроб – белый, просто украшенный розами. Он поздоровался с Ильвой Бринк.
– Стуре не придет, – сказала она. – Он не признает похороны.
– Я знаю, – сказал Валландер. – Он считает, что надо развеять прах в ближайшем удобном месте.
Он переходил от группы к группе. Разумеется, Луиза вряд ли сюда придет, но все равно на всякий случай он вглядывался в лица пришедших. Он искал Луи. Но его не было. Зато пришел Брур Сунделиус. Валландер поздоровался, и тот спросил, как продвигается следствие.
– Мы уже многого добились, – сказал Валландер. – Подробности, к сожалению, сообщить не могу.
– Лишь бы вы его поймали.
Сунделиус говорит искренне, подумал Валландер. Он по-настоящему переживает из-за гибели Сведберга. А может быть, Сунделиус тоже знал то, из-за чего убили Сведберга? Или он, как и Сведберг, чего-то боялся?
Зазвонили колокола. Тихими, но мощными аккордами органной прелюдии Баха вступил орган… Валландер сидел в одном из первых рядов, чувствуя, как в нем растет невыносимая тоска. Он представил себе свой собственный конец, увидел себя в заколоченном гробу. Похороны – воистину мучительная процедура, неужели нельзя все это организовать по-другому? Министр юстиции сказала речь о демократии и законности, шеф полиции подчеркнул высокий трагизм ситуации. Валландер испугался, что тот умудрится даже и на панихиде ввернуть что-нибудь насчет