кажется? — вопросительно взглянул на Харами журналист.
— Верно, — ответил врач.
— А однажды, без всякой видимой причины, ему вдруг стало плохо. Он в этот момент сидел в кресле-каталке перед ящиком и в компании своего приятеля Бутса смотрел автомобильные гонки.
— В тот день я дежурил в приёмном покое «скорой помощи» в Новой Иберии, — вмешался Харами. — Я тогда был интерном в больнице. Мой английский и сейчас далёк от совершенства, а в то время он вообще никуда не годился. — Врач скорбно покачал головой. — Клод, когда его доставили в госпиталь, уже почти не мог говорить.
— Ну и положеньице, — улыбнулся Мальдонадо. — Он не мог говорить, и ты не мог говорить.
— Но с ним был его приятель по фамилии Бутс, — продолжал Харами. — Вот этот самый Бутс и поведал мне, как всё произошло. Они следили за гонками, подкрепляясь пивом. «Выпили море», — сказал Бутс. Всё шло тихо-мирно, и вдруг Клод говорит приятелю, что комната… как это… — Харами покрутил рукой над головой, — кружится?
— Вращается, Сэм, — подсказал Мальдонадо.
— Да, верно. Вращается. Клод почувствовал головокружение, а затем вдруг начал кричать, что у него немеет во рту и болит живот. Бутс тут же позвонил девятьсот одиннадцать.
— Они прибыли в кратчайшее время! — заметил Макс. — Наверняка это был рекорд. Несмотря на пробки и светофоры, карета «скорой» прибыла в госпиталь мгновенно.
— Верно. Это произошло очень быстро. В противном случае Клод был бы объявлен «мёртвым по прибытии», а я бы никогда не сообразил, что с ним произошло. Но, так или иначе, его доставили в больницу, и я никак не мог понять, что он хочет сказать, потому что к этому времени он был способен лишь невнятно бормотать. Но фельдшер, медсестра и Бутс смогли мне кое-что перевести и рассказали, как всё происходило. Вначале у Клода началось головокружение. Затем онемели губы и язык. Бутс рассказал, что некоторое время Клод ощущал себя страшно счастливым, а затем впал в грусть. Бутс сказал буквально следующее: «Казалось, док, что на его голову опустилась грозовая туча». В карете «скорой помощи» у него началась рвота. А в приёмном покое он пробормотал, что его тело деревенеет с каждой минутой всё больше и больше.
Явилась официантка с основным блюдом. Тарелки стояли на предплечье её согнутой в локте руки, и она раздала их нам так, словно сдала карты.
— Да, здесь умеют готовить тушёного лангуста, — вздохнул Мальдонадо и углубился в свою тарелку.
Харами не сразу приступил к своей каракатице по-лаосски.
— Я — уроженец Японии, — сказал он, — и пациент по имени Клод Бодро, — шлёпнул он ладонью по лбу, — заставил мой разум помутиться.
Я не понимал, куда он клонит и какое отношение имеет Клод Бодро к его японскому происхождению. Пинки бросил на меня недоуменный взгляд.
— Я смотрел на пациента, — продолжал Харами, — и твердил себе: этого просто не может быть. Я снова перебрал все симптомы. Боли в области живота. Парестезия. Афония. Эйфория. Депрессия. Паралич…
— Простите, — прервал я его, — что такое парестезия?
— Парестезия… это когда у вас по коже «бегают мурашки». Афония — утрата речи.
— Итак, у него были эти симптомы… — сказал я.
— Да. Потом он перестал двигаться, ему стало трудно дышать. Говорить он и вовсе не мог. Я прибегнул к интубации, велел промыть желудок и предписал внутривенные вливания. Мы дали ему активированный уголь.
— Док понял, что парня отравили.
— Но ничего не помогло, — взволнованно продолжил Харами. — Через два часа Клод умер.
— И доктор на свидетельстве о смерти начертал: «Остановка дыхания. Отравление ядом фугу».
— Фугу?! — изумился Пинки. — Вы принимаете эту отраву, поедая одну из ваших рыб?
— В Японии, — добавил я.
Харами кивнул и отхватил кусок каракатицы.
— В этом — вся загвоздка! — возликовал Мальдонадо. — Позже я написал статью на эту тему. Понимаете, подобного рода смерть постигает лишь японских гурманов. Сумасшедшие! Играют в игру, которую смело можно назвать кулинарной русской рулеткой.
— Верно, — согласился Харами.
— Смертельный риск обостряет вкус, поэтому каждый год примерно пятьдесят японских едоков утыкаются физиономией в тарелку, сражённые насмерть изумительно вкусным сашими. Рыба-собака, или по-иному фугу, слывёт весьма дорогим деликатесом. Её единственным, но довольно серьёзным недостатком является яд, который содержится в её коже, печени.
— Ваша жизнь