просто прячутся, — сказал он в духе Преббла. — В этом всё дело. Они потерялись и испугались. В таких случаях дети всегда прячутся. Боятся, что вы на них сильно рассердились. За то, что они вас не сумели найти. Одним словом, мы собираемся их поискать. Проведём тщательный обыск всей территории ярмарки. Собаки смогут нам существенно помочь. Для этого я и вызвал «К-9».
— Да, я все понимаю.
— Ваше лицо мне знакомо, — задумчиво протянул он. — Вы адвокат или что-то в этом роде?
— Репортёр. Студии «Фокс».
— Верно, — машинально произнёс Шоффлер, но затем, действительно вспомнив, добавил: — Точно! — Детектив достал из кармана блейзера скреплённый металлической спиралью маленький блокнот и открыл его. — Теперь о ваших мальчиках. Сколько им? Ах да — шесть. Гэри мне уже говорил.
— Кевин и Шон Каллахан, — произнёс я.
— Дата рождения?
— Четвёртое января тысяча девятьсот девяносто седьмого года.
— Опишите их.
— Точный рост не знаю. Примерно такие… — Я показал рукой их приблизительный рост. — Голубые глаза, светлые волосы…
— Какого рода светлые? — остановил меня детектив. — Слегка тёмные, как у вас, или платиновые?
— Почти белые.
— Какие-нибудь особые приметы? Шрамы или что-то в этом роде.
— Резцы прорезались едва наполовину.
— Хорошо, — сказал детектив, занося в блокнот мои слова, словно описание зубов могло оказать существенную помощь в розыске детей.
Всё это казалось мне полным бредом, но зато я вспомнил одну действительно отличительную черту моих мальчишек.
— Они — близнецы! — Мои нервы были напряжены до предела, поэтому слова прозвучали слишком громко. Я почти кричал. — Однояйцевые близнецы. Ведь вам это известно? — понизил я тон.
— Известно, — кивнул он. — Но они могли расстаться. Поэтому… — пожал плечами Шоффлер.
— Не может быть, — стоял я на своём. — Уверен, что они остались вместе.
Мысль о том, что Кевин и Шон могли расстаться, была мне отвратительна.
— Они одеты одинаково?
— Нет.
— В таком случае опишите мне их одежду. Начнём с Кевина.
— Жёлтая футболка с короткими рукавами. На футболке — кит. Белые джинсы. Кроссовки «Найк».
— А Шон?
— Широкие штаны «багги», синяя футболка, чёрные ботинки с белыми шнурками.
Шоффлер записал мои слова и повернулся к Пребблу:
— Гэри, полагаю, у тебя есть список всех, кто трудится на ярмарке, с указанием времени и места их работы. Мне он понадобится. Теперь поговорим, как лучше обыскать территорию.
Они отошли к большой настенной карте, прикреплённой под объявлением «Потерянные и найденные предметы», и принялись решать, как лучше распределить людей.
— Когда мы начнём обыск жилого района — а я хочу сделать это лично, — ты, Гэри, должен испрашивать разрешение на вход в фургоны и трейлеры. Давить особо не надо. Просто обрати внимание на тех, кто колеблется, поскольку мы снова придём к ним, но уже с ордером на обыск.
— Вы думаете? — вмешался я. — Вы хотите сказать…
— Я ничего не думаю, мистер Каллахан, — взглянул на меня Шоффлер. — Нет-нет, я вполне серьёзно. Просто существуют определённые процедуры. Вы меня понимаете?
Я машинально кивнул, но казалось, разум покидает меня. Ордер.
— Записывай все имена, — снова обратился к Пребблу Шоффлер, — вне зависимости, побывал ты в помещении или нет. Поспрашивай о людях, которые на них работают и не обязательно находятся в списке сотрудников ярмарки. Если окажется, что мы имеем дело с похищением, необходимо идентифицировать всех потенциальных свидетелей.
Хотя я уже думал об этом, не мог не думать, я всё ещё цеплялся за мысль, что мальчики просто потерялись. Но слово похищение ударило меня, словно пуля.

* * *

Отправив поисковую команду, состоявшую из персонала службы охраны, Кристиансена и только что прибывшей группы «К-9» с немецкой овчаркой по кличке Герцогиня, детектив опустился рядом со мной на скамью у входа в штаб-квартиру.
— Ну а теперь расскажите мне, как всё произошло. Подробно опишите время, проведённое на ярмарке. Куда ходили с мальчиками, что видели. Одним словом, всё, что сможете вспомнить. — Шоффлер вынул из кармана небольшой магнитофон и добавил: — Вообще-то я приверженец рукописных записей, но, если вы не возражаете, зафиксирую ваши слова на плёнке.
— Почему я должен возражать?
Шоффлер пожал плечами, включил аппарат и произнёс в микрофон:
— Вечер субботы, тридцать первое мая две тысячи третьего года.