затем решил прогуляться по вагонам, рассматривая пассажиров: пожилых людей, молодых мамаш с грудными детьми и шумных, словоохотливых загорелых солдат – судя по манере растягивать слова, уроженцев здешних мест.
Том посетил бар и вагон-ресторан, потом немного посидел в смотровой кабинке, обозревая бесконечную степь. По мере приближения сумерек цвет окружающего пейзажа заметно менялся от желто-оранжевого до золотисто-багрового. Внезапно, прежде чем окунуться в голубовато-серый полумрак, степь на какое-то мгновение ослепительно вспыхнула розоватым пурпуром, будто охваченная шипящими извивающимися языками пламени. Когда Том, смертельно проголодавшийся, вернулся на свое место, Дэл, оторвавшись на секунду от страниц, исчерченных схемами, чуть задумчиво пробормотал: «Бедный Дейв Брик…» Значит, он тоже это видел…
Ночь скрыла пейзаж за окном. Теперь в стекле было лишь размытое, неясное отражение их лиц.
Том почувствовал, как к горлу подступили слезы. Чувства были в смятении. Как он мог упустить из виду Дейва Брика, пусть даже среди того безумного столпотворения в полном дыма зале? Ведь он, наверное, пробежал мимо него с десяток раз, но все-таки оставил его там, и теперь с каждым перестуком вагонных колес они все больше отдалялись от школы. Ощущение движения вперед быть может вопреки собственной воле Тома, было таким же сильным, как чувство необъяснимого страха, охватившее его у дома Дэла в тот знаменательный день, когда тот продемонстрировал умение летать. В голову ему пришло сравнение самого себя с посылкой, отправленной неизвестно кем неведомо куда. Том снова выглянул в окно, но увидел лишь тьму да промелькнувший телеграфный столб, похожий на хмурый восклицательный знак.
– Не вини себя – ты сделал все, что мог, – точно прочитав его мысли, сказал Дэл.
– Наверное… – вяло ответил Том, и Дэл снова погрузился в свои диаграммы.
Так они просидели минут двадцать, занимаясь каждый своим: Дэл – схемами и картами, а Том – самокопанием, пытаясь разобраться в собственных чувствах и ощущениях.
Внезапно Дэл поднял глаза:
– Эй, по-моему, время ужина давным-давно прошло. Тут можно где-нибудь перекусить?
– Там, впереди, есть вагон-ресторан, – ответил Том.
Он взглянул на часы и удивился: было уже девять. В дороге терялось всякое чувство времени.
– Отлично. – Дэл поднялся. – Я тут кое-что хотел тебе показать. Идем поужинаем, заодно и прочтешь.
– Да я в этих твоих схемах ни черта не понимаю, – сказал Том уже в проходе, двигаясь к голове поезда.
Дэл усмехнулся через плечо:
– Я говорю совершенно о другом. Хотя, наверное, понять это будет еще труднее.

***

То, что они из одной школы, было видно сразу: в своих одинаковых голубых рубашках и с короткими стрижками они выглядели трогательно юными, совершенно не похожими ни на кого из пассажиров. На каждой станции садились все новые попутчики, типичные обитатели здешних пустынных мест. Это были ковбои в пропыленной одежде, лихо заломленных шляпах и с фанерными чемоданчиками – смуглые, с задубевшей кожей пустынные скитальцы. И грубые их имена были под стать – Джайл Бенд, Эдгар или Ридемшн.
Только в вагоне-ресторане Том осознал, что они с Дэлом были в этом поезде чужеродным элементом: все – мамаши с детьми, солдаты, ковбои – уставились на них точно на инопланетян, некоторые при этом улыбались чуть недоуменно. Тому захотелось стать лет на десять старше, носить военную форму. Он решил, что, по крайней мере, немедленно сменит рубашку, чтобы хоть чем-то отличаться от Дэла.
Тем временем Дэл уселся за маленький боковой столик, убрал с тарелки салфетку и взял меню, даже не взглянув на подавшего его официанта. И уж тем более, погруженный в свои мысли, он не замечал недоуменно-любопытствующих взглядов.
– О, яичница по-бенедиктински, – радостно отметил он. – Замечательно. Ты будешь?
– Я даже не знаю, как она выглядит, – ответил Том.
– А ты попробуй, не пожалеешь. Это мое любимое блюдо.
Когда вновь подошел официант, они оба заказали яичницу по-бенедиктински.
– И кофе, – добавил Дэл, небрежным жестом возвращая меню официанту – хмурому пожилому негру.
– Принесу лучше молока, – проворчал тот. – Кофе маленьким вредно.
– Я сказал – кофе. Причем черный.
– А что тебе, сынок? – официант повернулся к Тому.
– Мне, думаю, молока. – Увидев, как Дэл округлил глаза, Том заметил:
– Я и не знал, что ты