себя, чтобы не припустить бегом, Том быстро, как только мог, добрался до лестничной площадки. Только теперь он осознал, что весь мокрый: пот струился даже по ногам. Из коридора доносились прихрамывающие шаги Коллинза – тот удалялся в направлении своих «театров».
Следующий миг принес новое потрясение.
Взглянув вверх, он увидел, как с площадки второго этажа на него с ужасом смотрит высохшее как грецкий орех старушечье лицо. Поняв, что он ее заметил, старуха в длинном черном платье с наглухо закрытым воротом отпрянула и поспешила скрыться.
– Эй! – крикнул Том ей вдогонку.
Ответа не было. Он бросился наверх, пробежал мимо спален, но заметил лишь уголок черного платья, тут же скрывшийся за поворотом в дальнем конце коридора.
В окне он краем глаза увидел хорошо знакомую картину: лес, весь в огоньках, отражающихся в темной ледяной поверхности озера.
Только добежав до конца коридора, он понял, что еще ни разу тут не был. Старуха, проскользнув в дверь, которой он тоже раньше не видел, спускалась по наружной лестнице, ведущей во двор. Прежде чем дверь захлопнулась, Том успел выскочить на эту лестницу и дотронуться до плеча старухи.
Та остановилась и застыла как вкопанная. На ее высохшем лице промелькнула сложная гамма чувств. Том увидел над ее верхней губой несколько седых волосков, тогда как брови ее были черны как смоль. Глаза были темно-карими, почти черными. Том одновременно осознал две вещи: во-первых, она была иностранкой, а во-вторых, почему-то ужасно стыдилась того, что он увидел ее.
– Прошу прощения, – сказал он, – я вовсе не хотел вас напугать.
Она резко двинула плечом, освобождаясь от его руки.
– Я просто хочу поговорить с вами.
Она покачала головой. Глаза ее были холодны как льдинки.
– Вы тут работаете, да?
Она опять не ответила. Единственное, чего она хотела, – чтобы Том от нее отстал.
– Почему мы вас до сих пор не видели?
Молчание.
– Вы знаете Дэла?
Что-то неуловимо промелькнуло в ее лице, и Том понял: знает.
– Скажите, что здесь происходит? То есть как это все получается? И почему вы нам не показывались? Вы готовите пищу, да? Или, может, убираете комнаты?
Никакого ответа, ни даже намека на то, что она его слышит, – одно лишь нетерпеливое стремление от него избавиться. Тогда Том жестами попытался изобразить процесс приготовления яичницы. Старуха коротко кивнула. Том, ободренный успехом, спросил:
– Вы говорите по-английски?
Она отрицательно покачала головой. Затем, резко повернувшись, заторопилась по лестнице вниз.
Том облокотился на перила, задумчиво вглядываясь в даль, туда, где таинственно поблескивало льдом озеро. Он попытался отыскать вершину, куда Коулмен Коллинз отвез его на санях, однако все окрестные холмы были определенно ниже. Может, все это и в самом деле ему привиделось? Из глубины леса до него донесся человеческий крик…

***

В его комнате все было приготовлено для сна: покрывало свернуто, лампа у изголовья зажжена, возле нее лежала книжка Рекса Стаута. Кажется, вчера вечером он ее читал, но что именно – напрочь вылетело из головы. Дверь, соединяющая их с Дэлом спальни, была плотно задвинута.
Он подошел к ней и тихо постучал. Ответа не было. Интересно, куда подевался Дэл? Должно быть, на улице: решил пойти по следам приключений Тома предыдущей ночью. Вероятно, насчет этого и собирался «предостеречь» его Коллинз. Том вздохнул. Впервые с того самого момента, как они с Дэлом сели в поезд, ему вдруг вспомнились Дженни Оливер и Диана Дарлинг, девочки из соседней школы. Жаль, что нельзя поговорить с любой из них: он так давно не имел возможности поболтать с какой-нибудь девчушкой… В памяти всплыла девушка в окне, показанная ему Коллинзом с видом торговца, раскладывающего свой товар на витрине.
Внезапно его охватило чувство тоскливого одиночества.
Он понял, как ему противно одному в этой до блеска вылизанной комнате с ее прямыми углами и спокойной, неброской раскраской, но куда-то пойти у него сейчас просто не было сил. Он затосковал по Аризоне, по маме, даже на миг почувствовал себя сиротой. Присев на край постели, он подумал, что, наверное, что-то похожее чувствуют заключенные в тюрьме. Весь Вермонт теперь казался ему тюрьмой.
Том встал и принялся расхаживать из конца в конец комнаты. Было ему всего пятнадцать, на здоровье он не жаловался, поэтому эти несложные движения его