внимательными.
Он улыбнулся им, однако Том не смог выдавить ответную улыбку. Маг по-птичьи наклонил голову, подмигнул, и, откуда ни возьмись, позади него материализовался высокий черный стул.
– Какая-то у нас напряженная атмосфера, а? – проговорил он. – Хотя, быть может, это и неплохо… Ну, приступим.
Если первую часть моего повествования можно назвать «Исцелившийся лекарь», то вторую – «Кошачий король умер, да здравствует король!»
Коллинз поставил ногу на перекладину табуретки, взглянул на мальчиков, как ястреб, нацеливающийся на жертву, и начал:
– Вскоре после описанных мною событий среди чернокожих солдат начали циркулировать слухи о, скажем так, нетрадиционном способе лечения, который я применил в отношении капрала Уошфорда…

Глава 2

– Нельзя сказать, чтобы подобная популярность меня обрадовала. Таинственная сила росла во мне, однако мне была пока неведома ни ее истинная мощь, ни уготованное ей предназначение в моей жизни, поэтому мне до поры до времени хотелось сохранить ее в тайне. Даже если бы она вдруг проявила себя во время операции над очередным беднягой, вроде Уошфорда, не думаю, что я применил бы ее: необходимо было, во-первых, свыкнуться с тем, что я ею обладаю, а во-вторых, попрактиковаться в иных условиях, где бы за мной не наблюдало столько лишних глаз. Как вы, мои дорогие, понимаете, природа этого загадочного дара была для меня тогда совершенно необъяснимой, точно так же я не был уверен относительно возможных последствий. Кроме того, я полагал, что являюсь единственным в своем роде, так сказать, феноменом, – видите, до какой степени я был тогда невежествен. Все мои знания ограничивались творениями Леви и Корнелия Агриппы, и уж конечно, я не подозревал о существовании в различных уголках земного шара множества таких же, как я, уникумов, объединенных в целое сообщество последователей тайной доктрины, не говоря уже о традициях, которые формировались веками, тысячелетиями. Я был словно ребенок, нарисовавший карту звездного неба и вообразивший, что он придумал науку астрономию.
Настороженно-внимательные взгляды, которые бросали на меня работавшие в столовой и в амбулатории негры, мешали мне. До меня стали доходить их разговоры. Не знаю, кто был инициатором – то ли сам Уошфорд, то ли, что более вероятно, наш санитар; в любом случае мне это было неприятно.
Как я уже говорил, негритянская дивизия существовала как бы сама по себе, отдельно от нас. Солдаты-негры дрались отчаянно, многие из них были настоящими героями, однако мы, белые, их просто не замечали. Лишь иногда кто-то из нас забредал, большей частью спьяну, в места расположения их подразделений. Мне рассказывали, что свободное время они проводят гораздо увлекательнее, чем мы. Многие француженки считали негров весьма симпатичными и никогда не относились к ним как к людям второго сорта. Места их досуга стали исключительно популярными среди населения, в особенности женского пола, и даже после войны негритянские ночные клубы в Париже были поистине легендарными. Их, правда, взяла под контроль «белая» мафия, тогда как во время войны, по крайней мере там, где был я, редкий белый решался заглянуть в квартал, где были расквартированы американские солдаты-негры.
Именно там находился книжный магазин «Либрэри Дюпри», куда я заглядывал несколько недель подряд, пока в один прекрасный день (случилось это уже после эпизода с Уошфордом) не обратил внимание на темнокожего рядового, который регулярно оказывался там одновременно со мной.
Между тем он никогда не покупал книг, и, хотя мне не удавалось поймать его взгляд, я чувствовал, что он за мной наблюдает.
Спустя несколько дней он появился в столовой. Заметил я его не сразу – из-за куртки, которую обыкновенно носят уборщики посуды, чем он и занимался. Я попытался перехватить его взгляд, но он лишь молча покосился на меня и прошел мимо.
Во время следующего моего посещения «Либрэри Дюпри» там находился уже другой чернокожий солдат. Он наблюдал за мной уже в открытую, а когда мне пришло на ум пригвоздить его ответным взглядом к месту, я чуть не потерял голову. Вне всякого сомнения, это был маг. Достаточно мне было на миг скреститься взглядом с совершенно незнакомым мне сержантом-негром, которого я впервые в жизни видел и от которого во всех смыслах меня отделяла пропасть, чтобы понять, что это брат мой и что