Венец наверняка стоило большого труда написать письмо. Почему он это сделал? Боялся смерти? Но он здоров. И если им двигал не страх смерти, то что? Или кто?"
Куинн вспомнил свой второй приезд в Башню, когда Сестра Благодать находилась в Уединении. Он просил ее помочь Марте О'Горман. "У него славная жена... Жаль, что она до сих пор ничего не знает... Помогите ей, Сестра, вы благородная женщина". Ему казалось, что она его не слышит, но, как видно, он ошибся. Сестра Благодать потребовала, чтобы Брат Венец написал Марте и признался в убийстве О'Гормана. Она была сильной женщиной, и Брат Венец ее послушался.
Наверное, так оно и было, однако Куинн не мог себе этого реально представить. Сестру Благодать в такой роли он видел, а Брата Венец – нет. Брат Венец относился к Сестре Благодать с откровенной неприязнью, он не зависел от нее, как другие. Он был упрям и самодоволен. Не мог такой человек признаться в преступлении одной женщине по настоянию другой. "Нет, – думал Куинн, – я выбрал не то действующее лицо. Сестра Благодать могла потребовать признания от Брата Венец, но Брат Венец ей бы не уступил. Из них двоих сильнее был он".
Фезерстоун между тем вернулся к своей излюбленной теме: его мать обманул, как ребенка, опасный маньяк, теперь его надо арестовать, членов общины сдать в сумасшедший дом, а Башню сжечь дотла.
– Я понимаю ваши чувства, мистер Фезерстоун, – прервал его Куинн.
– Да бросьте! Она не была вашей матерью. Вы не представляете, что значит наблюдать, как близкий человек у тебя на глазах заражается безумием и бросает семью ради существования, недостойного собаки!
– Жаль, что у вас не было возможности увидеть ее. Она была гораздо счастливее, чем вы полагаете, и если жертвовала чем-то, то не напрасно. Она говорила, что нашла свое место в мире и никогда его не покинет.
– Это он через нее говорил!
– Тем не менее я слышал это от нее, и она говорила без всякой экзальтации.
– Ненормальная! Бедная, ненормальная старуха.
– Нет, мистер Фезерстоун, вы ошибаетесь.
– А вы защищаете этого подлеца!
– Тогда уж вашу мать, мистер Фезерстоун.
На другом конце провода раздался стон, затем женский голос сказал:
– Простите, муж не может больше говорить, он слишком расстроен. Похоронами буду заниматься я. Наверное, потребуется... вскрытие?
– Да.
– Когда тело можно будет переправить к нам, вы сообщите?
– Обязательно.
– Что ж, тогда, наверное, все... И пожалуйста... не сердитесь на Чарли.
– Что вы, миссис Фезерстоун. До свидания.
Куинн положил трубку. Руки его дрожали, и, хотя в комнате было прохладно, рубашка на спине взмокла от пота. Он вышел в коридор.
Ласситер стоял за дверью и разговаривал с серьезным молодым человеком в форме сержанта.
– Как Чарли? – спросил он.
– Как положено.
– Одной заботой меньше. Спасибо вам. Это сержант Кастилло. Он обследовал те коробки, что мы привезли. Расскажи ему, сержант.
– Слушаюсь, сэр. Одежда из первой коробки, на которой написано "Брат Ангельское Терпение", лежит там недолго, неделю, а то и меньше.
– Это мы знаем, – нетерпеливо произнес Ласситер. – Дальше!
– Содержимое коробки "Брат Терновый Венец" находится там значительно дольше, по моим подсчетам, около шести лет. Я увлекаюсь энтомологией и, если хотите, расскажу, как определить возраст вещи по характеру повреждений, нанесенных ей насекомыми. Каждый вид насекомых в одном поколении...
– Это необязательно. Мы тебе верим на слово. Шесть так шесть.
– Еще мне показалась интересной наклейка на той же коробке. Она была приклеена совсем недавно. Когда я ее снял, то заметил след от другой, недавно сорванной. Маленький кусочек бумаги.
– Вы на ней никаких букв не разглядели?
– Нет.
– Все. Спасибо. – Ласситер подождал, пока сержант отойдет. – Значит, шесть лет. Что из этого следует, Куинн?
– Что эти вещи не принадлежали Брату Терновый Венец. Он вступил в общину три года назад.
– Откуда вы знаете?
– Карма сказала, старшая дочь кухарки, Сестры Смирение.
– Значит, Брат, да не тот, – произнес Ласситер. – Хотя какая разница? Все равно их никого нет. Пропали без следа, а мне оставили десяток коров, два десятка овец, пять коз и кур без счета. Как вам это нравится?
Куинн не мог ответить честно, что в определенном смысле ему это очень нравится, поэтому спросил:
– Теперь я могу идти?
– Куда?
– В ресторан – поесть, потом в мотель – поспать.
–