Во-вторых, на конверте было написано: Калифорния, Чикото, миссис Патрик О'Горман. Не мог же он забыть название улицы и номер дома! В-третьих, почерк не его. Патрик был левша и писал с сильным наклоном влево, а в письме наклон вправо, и почерк неустоявшийся, как у школьника. Но самое главное – Патрик не мог обвинить себя в этом. Никакой мужчина не написал бы такого о себе.
– Этот человек утверждал, что хорошо знал вашего мужа?
– Нет. Он его в тот вечер видел впервые. Бродяжничал, жил на реке. Когда началась буря, решил укрыться в Бейкерсфилде, это дальше по дороге. Вышел на шоссе и стал голосовать, и Патрик посадил его, а потом... Нет, нет, не верю!
Но Куинн знал, что она верит, и никакие слезы не в состоянии этого смыть. Она плакала почти беззвучно, спрятав лицо в ладонях. Слезы просачивались между пальцами и стекали за обшлага холщовой куртки.
– Миссис О'Горман, – сказал он, – Марта. Послушайте, Марта. Хейвуд, наверное, прав, это письмо садистская шутка.
Она подняла голову и с отчаянием посмотрела на него.
– За что меня можно так ненавидеть? – Ее голос дрожал от детской обиды.
– Больной человек может возненавидеть любого, и без всякой причины. Каков был тон письма, что в нем главное?
– Горечь и сожаление. И страх, страх смерти. И ненависть, но не ко мне, а к себе, за то, что он сделал, и к Патрику, за то, что он заставил его сделать.
– Он обвинял вашего мужа в непристойных намерениях, вы это хотите сказать, Марта?
– Да, – еле слышно выдохнула она.
– Потому вы и сожгли письмо, вместо того чтобы передать его в полицию?
– Я должна была его уничтожить ради детей, себя и... да, ради Патрика тоже. Неужели вы не понимаете?
– Конечно, понимаю.
– Если бы я пошла в полицию, то потеряла бы все, ничего не получив взамен. Я и так уже многое потеряла, но это моя личная потеря, и я справляюсь с ней только потому, что мои дети живут нормальной жизнью и имя Патрика осталось незапятнанным. Поэтому если вы сообщите о письме в полицию, я буду все отрицать, и мистер Хейвуд тоже. Он мне обещал. Письма не было.
– Надеюсь, вы понимаете, какую ответственность берете на себя, скрывая улики тяжелейшего преступления?
– Да, я знаю, что нарушила закон. Но меня это не волнует. Странно, я всегда была законопослушной, но в тот момент меня совершенно не трогала юридическая сторона дела. Если из-за меня убийца останется безнаказанным – Бог с ним. Зато не пострадают невинные люди. Правосудие и справедливость не всегда одно и то же. Или вы еще слишком молоды и мстительны, чтобы это понимать?
– Не так уж я молод, – ответил Куинн. – И никогда не был мстительным.
Она долго изучающе смотрела на него.
– А по-моему, права я, – сказала она серьезно и с оттенком грусти.
– Нет, – сказал он.
– Вам бы, разумеется, хотелось, чтобы я побежала в полицию?
– Нет, просто...
– Хотелось бы, хотелось. Вы считаете, что если закон требует око за око, то столько и получается. Это не так. Простой арифметикой закон не довольствуется. Ему нужно уравнение, где одному оку соответствует множество чьих-то глаз, и если они живые – закону все равно. Так вот, эти глаза не будут принадлежать мне и моим детям. Если понадобится, я поклянусь на десяти Библиях перед Верховным судом, что не получала никакого письма, касающегося смерти мужа.
– И Джордж тоже поклянется?
– Да.
– Потому что любит вас?
– Вы слишком романтично настроены, – холодно ответила она. – Надеюсь, это ненадолго. Нет, мистер Хейвуд в меня не влюблен. Он всего лишь пришел к тому же выводу, что и я. Чем бы ни было письмо – розыгрышем, как считает он, или правдой, как считаю я, – мы оба решили, что обнародовать его было бы безумием. И я его сожгла. Знаете, где? В печке на кухне, и пепел давно вылетел в трубу. Оно существует только в памяти моей, мистера Хейвуда и человека, который его написал.
– Меня вы не считаете?
– Нет, мистер Куинн. Вы его не видели и не можете быть уверены, что оно существовало. Вдруг я вас обманула?
– Сомневаюсь.
– Ах, если бы его не было! Если бы!..
Порыв ветра унес окончание фразы, как пепел от письма. Она смотрела на Куинна, но не видела его, ее взгляд был сосредоточен на чем-то там, в прошлом.
– Марта...
– Пожалуйста, не называйте меня Мартой.
– Это ваше имя.
Она подняла голову.
– Я миссис Патрик О'Горман.
– Это было давно, Марта. Проснитесь! Свет зажегся.
– Не