хочу!
– Но он зажегся, вы сами сказали.
– Я этого не вынесу, – прошептала она. – Мы были такой счастливой семьей... А теперь все превратилось в грязь. И мне ее не смыть, остается только делать вид, продолжать делать вид, что...
– Притворяйтесь на здоровье, я вам не помеха, но хочу заметить, что вы все видите в искаженном, преувеличенном свете. Ваша жизнь не рухнула с небес в грязь только потому, что О'Горман проявил интерес к мужчине. Вы жили не на небе, а пониже, как все остальные. И грязь эта, кстати, не обязательно такая уж грязная. Вы не трагическая героиня с роковой судьбой, а О'Горман не герой и не злодей, он был всего лишь несчастным человеком. Когда мы с вами разговаривали в прошлый раз, вы назвали себя реалисткой. Вы по-прежнему о себе такого мнения?
– Не знаю. Раньше я справлялась со своей жизнью.
– Потому что брали на себя ответственность за О'Гормана?
– Да.
– То есть жертвовали собой, чтобы скрыть слабость и ошибки О'Гормана. А теперь, когда поняли, что жертва была напрасной, не в состоянии признаться в этом? Вы заявляете, гордо выпрямившись, что вас зовут миссис Патрик О'Горман, и тут же шепчете про грязь. Когда вы придете к компромиссу?
– Вас это не касается.
– Теперь касается.
Она посмотрела на него с некоторым испугом.
– Что вы собираетесь делать?
– А что мне остается делать? – устало спросил он. – Ждать, когда вам надоест кидаться из одной крайности в другую и вы примиритесь с чем-нибудь похуже рая, но лучше ада. Как вы думаете, возможно такое?
– Не знаю. Я не могу говорить об этом здесь и сейчас.
– Почему?
– Уже темно. Надо позвать детей. – Она встала, но неуверенно и так же неуверенно спросила: – Вы поужинаете с нами?
– С радостью. Но в другой раз. Не хочу, чтобы дети восприняли меня как незваного гостя. Это место принадлежит им, вам и О'Горману. Я подожду, пока найду место, которое вы и дети разделите со мной.
– Пожалуйста, не говорите так. Мы едва знакомы.
– В прошлый раз вы сказали кое-что, с чем я согласился. Вы сказали, что я слишком стар для любви. Теперь все иначе. Теперь мне кажется, что я был слишком молод и одинок, чтобы полюбить по-настоящему.
Она отвернулась, наклонив голову, и он увидел белую полоску шеи, резко контрастировавшую с загаром лица.
– У нас нет ничего общего. Ничего.
– Откуда вы знаете?
– Джон Ронда рассказывал мне о вас – где вы жили, чем занимались. Это не для меня, и я не настолько глупа, чтобы надеяться изменить вас.
– Я уже меняюсь.
– И давно? – Она улыбнулась, но глаза ее оставались печальными. – Вы действительно чересчур романтичны. Люди не меняются по желанию, даже и по собственному.
– Вы слишком долго были несчастной, Марта. Вы разочарованы.
– А что, можно снова очароваться?
– За других не поручусь, но со мной это произошло.
– Давно?
– Не очень.
– Как?
– Не знаю.
Он не знал как, но помнил с точностью до минуты когда. Аромат сосен, луна, висящая над деревьями, как золотая дыня, звезды, рассыпавшиеся по небу ясным дождем. И голос Сестры Благодать с оттенком нетерпения: "Можно подумать, вы в первый раз видите небо". – "Пожалуй, так оно и есть". – "Но оно каждую ночь такое". – "Я бы не сказал". – "А вдруг на вас снисходит откровение свыше?" – "Я восхищаюсь вселенной".
Марта смотрела на него с интересом и тревогой.
– Что с вами случилось, Джо?
– Наверное, я снова влюбился в жизнь, стал частью мира после долгого отсутствия. Самое смешное, что произошло это в месте, из которого все мирское тщательно изгоняется.
– В Башне?
– Да. – Он смотрел, как догорает закат. – После разговора с вами на прошлой неделе я снова там был.
– Вы видели Сестру Благодать? Спрашивали, зачем она просила отыскать Патрика?
– Спрашивал. Но она не ответила. Я даже не уверен, что она меня слышала.
– Почему? Она была больна?
– В каком-то смысле да. Ее заразили страхом.
– Чего она боится?
– Что не попадет в рай. Общаясь со мной по-человечески, она совершила тяжкий грех. К тому же она скрыла от других, что у нее есть деньги, а деньги для Учителя – нечто одновременно грязное и святое. Он странный человек – сильный, властный, безумный, разумеется. Его влияние на окружающих слабеет, и чем меньше рядом становится последователей, тем яростнее и громче он проклинает. Даже наиболее преданные ему люди, такие, как его собственная жена или Сестра Благодать, устали. Что касается