всего журналист. А впрочем, может быть, и очередной бродяга. В таком случае я буду с ним добра и терпелива. Совершенно незачем волноваться, мало ли у нас перебывало бродяг, Брат Голос. И не мычи. Ты прекрасно можешь говорить, если захочешь. Или если будет надо. Представь себе, что начался пожар. Ты ведь смог бы закричать "пожар"?
Брат Голос покачал головой.
– Глупости. Я знаю, что смог бы. Пожар. Ну, давай. Крикни. Пожар.
Брат Голос молча смотрел в пол. Если бы начался пожар, он не проронил бы ни слова. Он просто стоял бы и смотрел, как дом полыхает, убедившись предварительно, что попугай в безопасности.
Куинн постучал в некрашеную деревянную дверь.
– Эй, есть здесь кто-нибудь? Я заблудился и хочу есть и пить. Дверь медленно отворилась, скрипнув несмазанными петлями. На пороге появилась женщина лет пятидесяти, высокая, крепкая, с круглым лицом и блестящими, румяными щеками. Она была босой. Ее длинное просторное платье напомнило Куинну одеяния, которые он видел на жительницах Гавайских островов, только гавайские были яркими, а на этой женщине платье было серое, грубой шерсти и без всякого рисунка.
– Добро пожаловать, незнакомец, – сказала она, и, хотя слова были приветливыми, голос звучал сухо.
– Простите, что беспокою вас, мэм.
– Пожалуйста, называйте меня Сестра. Сестра Благодать Спасения. Так вы, стало быть, голодны, хотите пить и сбились с пути?
– Вроде того. Это долгая история.
– Да уж, подобные истории редко бывают короткими, – заметила она. – Входите. Мы не отказываем в приюте бедным, потому что бедны сами.
– Спасибо.
– Мы только просим вести себя пристойно. Когда вы в последний раз ели?
– Точно не скажу.
– Что, прогуляли деньги?
– Не совсем так, как вы думаете, но, пожалуй, да, можно сказать, прогулял. И прогулялся.
Она оценивающе взглянула на твидовый пиджак, который Куинн держал в руке.
– Я могу отличить хорошую шерсть от плохой, потому что нам приходится ткать здесь себе одежду. Откуда у вас этот пиджак?
– Я его купил.
Ее лицо слегка омрачилось, будто она предпочла бы услышать, что Куинн его украл.
– Мне кажется, вы мало похожи на бродягу.
– А я недавно бродяжничаю. Еще не научился.
– Ну зачем вы! Я должна быть осторожной с теми, кто к нам приходит, иначе мы когда-нибудь попадем в беду. Сколько раз сюда пытались проникнуть журналисты, у которых на уме одно только зло!
– У меня на уме только вода и пища.
– Что ж, входите.
Он последовал за ней внутрь. Всю постройку занимала одна комната с каменным полом, который, судя по всему, только что вымыли, и огромным, прорубленным в потолке отверстием. Заметив, что Куинн смотрит на него, Сестра Благодать сказала:
– Учитель считает, что Божий свет должен идти к нам прямо, а не пробиваться сквозь стекла.
Через всю комнату тянулся каменный стол со скамейками по обе стороны. На нем Куинн разглядел начищенные и заправленные керосином лампы, оловянные тарелки и столовые приборы из нержавеющей стали. В противоположном конце помещались старомодный холодильник, печь, рядом с которой были аккуратно сложены поленья, и птичья клетка, сплетенная неопытной рукой. У печи сидел в кресле-качалке худой и бледный мужчина средних лет. На нем было такое же одеяние, как и на Сестре Благодать, и он тоже был босой. Голова его была обрита наголо, и на коже виднелись порезы. То ли тот, кто брил, плохо видел, то ли бритва была тупая.
Сестра Благодать закрыла дверь. Казалось, ее сомнения относительно Куинна развеялись, и она заговорила более благосклонно:
– Это наша столовая. А это Брат Голос Пророков. Все остальные на молитве в Башне, а я осталась с Братом Голос, потому что ухаживаю за больными. Брату Голос последнее время нездоровится, и я слежу, чтобы по вечерам он сидел ближе к печке. Как ты сегодня, Брат Голос?
Брат Голос улыбнулся и кивнул, а маленькая птица нежно клюнула его в ухо.
– Неудачное ему выбрали имя, – шепотом заметила Куинну Сестра Благодать. – Он почти никогда не говорит. Хотя, с другой стороны, некоторым пророкам лучше было бы помолчать. Садитесь, мистер...
– Куинн.
– Сознайтесь, мистер Куинн, что до такого плачевного состояния вас довели многочисленные прегрешения.
Куинн вспомнил слова Ньюхаузера о том, что люди в Башне охотнее всего привечают грешников.
– Сознаюсь, – сказал он.
– Пьете?
– Конечно.
– Играете в азартные игры?
– Очень часто.
–