уклониться от выполнения приказа. Он уже почти сутки не поднимался из того самого деревянного кресла, которое последние три года принадлежало покойному коменданту японского гарнизона. Полковник так никогда и не смог объяснить себе, каким образом этой полубезумной женщине удалось проникнуть в его кабинет через тройную охрану. Но в первую минуту он об этом не думал; когда незваная гостья появилась перед его письменным столом, офицеров поразил не столько сам факт ее неожиданного появления, сколько реакция полковника.
— Данверс! — обратился он к адъютанту, — Принесите сюда койку, бегом!
Адъютант вылетел из кабинета; полковник подошел к женщине, уже терявшей сознание, и подхватил ее.
— Сэр? — начал лейтенант Макгиверс. — Что касается...
— Ради Бога, найдите мне мокрую тряпку, — раздраженно гаркнул полковник. — И давайте сюда Грея.
Гарнизонный хирург Грей, высокий нескладный человек с пышными усами, появился в ту минуту, когда Данверс пытался втащить койку в узкий дверной проем.
— Помогите ему, Макгиверс, — сказал полковник лейтенанту.
Вдвоем они внесли койку в кабинет.
Полковник поднял женщину и осторожно опустил на койку, успев разглядеть под слоем грязи тонкие черты ее азиатского лица. Затем он уступил место Грею и вернулся за свой стол, искоса поглядывая на хирурга. Наконец, Грей отошел от койки.
— Лейтенант, — устало проговорил полковник, — все свободны до завтрашнего утра.
Когда они остались одни, полковник спросил у Грея:
— Ну, как она? Хирург пожал плечами.
— Трудно что-нибудь сказать, пока она не придет в себя. Безусловно, эта женщина перенесла шок. Но я не удивлюсь, если хорошая пища и покой быстро поставят ее на ноги. — Он вытер руки тряпкой. — Послушайте, Денис, у меня полно раненых. Если будут трудности, пришлите за мной Данверса. Но я думаю, вы справитесь и без меня.
Полковник вызвал Данверса и отправил его раздобыть горячего бульона и курятины. После этого он склонился над койкой, глядя на мягкое биение пульса на тонкой шее.
Очнувшись, Цзон увидела лицо полковника. Как она потом рассказывала Нику, ее сразу же поразили глаза этого мужчины. “Я никогда не видела таких добрых глаз, — говорила она легким певучим голосом. — Синие-синие. Я и не знала, что такие бывают. Может, эти синие глаза и вернули меня к жизни, Я вдруг вспомнила долгие дни после гибели Цуко; они прошли передо мной, и обрывочные эпизоды, наконец, сложились в законченную картину. С меня спада пелена, и в голове прояснилось. Мне показалось, что все это было не со мной, словно я смотрела кинофильм, запечатлевший ужасы последних дней войны. Увидев твоего отца, я сразу же поняла, что он — часть моей кармы: ведь я совершенно не помнила, как туда добралась, как проскользнула мимо британских солдат”.
В конце дня полковник отвез Цзон к себе. Город задыхался от клубящейся в долгих изумрудных сумерках пыли; по улицам грохотали джипы, вдоль тротуаров маршировали солдаты, а китайцы и малайцы останавливались и пропускали их, молчаливые и непроницаемые, в вечных холщовых шортах, подвязанных веревками, и в треугольных тростниковых шляпах.
Полковник вызвал джип, хотя чаще предпочитал возвращаться пешком. Вполне понятно, что начальство не было в восторге от его пеших прогулок, и к нему были приставлены двое солдат, которые сопровождали полковника до самого дома. Он считал это ужасным расточительством в условиях нехватки людей, но ничего не мог изменить.
Вначале полковнику выделили огромный особняк на западной окраине города, но очень скоро он понял, что не сможет вынести близкое соседство мангровых болот с наветренной стороны жилища. Поэтому он присмотрелся и вскоре нашел для себя новый дом — не такой большой, но гораздо удобнее. Дом стоял на холме, что очень нравилось полковнику — с холма открывался прекрасный вид на Букит-Тима, самую высокую точку Сингапура. За массивным гребнем скрывались черные воды пролива Джохор, и дальше — Малайзия, южная оконечность огромного азиатского континента. В самые жаркие и влажные дни, когда рубашка прилипала к коже и пот заливал глаза, когда весь город дышал тяжелыми испарениями, как тропический лес в сезон дождей, полковнику казалось, будто Азия всей своей огромной массой медленно надвигается на него, обволакивая покрывалом из бесконечных болот, комаров и людей. В такие дни усиливалась застарелая боль в шейных позвонках.
Но