почти всю ночь. Город торговцев, этого нового класса, когда-то презираемого равно благородными самураями и униженными крестьянами.
Николас и Юкио прошли огромный пассаж игральных автоматов, на которые долго пялили глаза, будто приехали из глухой деревни, и оказались а электронном царстве американского рок-н-ролла. Из громкоговорителя музыкального магазина вырывался настойчивый пульсирующий ритм. Завораживающие черные голоса на фоне струнных и ударных. Они танцевали перед освещенной витриной, в которой была установлена черно-белая рекламная фотография: Джон, Поль, Джордж, Ринго.
Закрой глаза, и я поцелую тебя. Завтра я буду скучать по тебе Помни, я всегда буду искренним... Снова и снова.
А пока я буду вдалеке Я буду каждый день писать домой... Красные, зеленые, желтые огни; волшебная ночь рок-н-ролла.
И я пришлю тебе всю свою любовь...
— Кто это? — спросила Юкио, слегка запыхавшись.
— Битлз, — ответил хозяин магазина. — Новый ансамбль из Англии.
И Николас купил ей эту странную заморскую пластинку. Но пройдя квартал, они услышали совсем другие звуки, громкие и отрывистые. Сямисэн. Другая культура. Это оказался Бунраку, традиционный кукольный театр. Юкио пришла в восторг и захлопала в ладоши, как ребенок. Она упросила Николаса зайти. Он порылся в карманах и купил два билета.
Зал был почти полон, и они не сразу нашли свободные места. Спектакль только начался. Николас успел прочитать на афише, что это знаменитая пьеса Тюсишура, знаменитая история сорока семи верных самураев.
Марионетки были великолепны в своих ослепительных нарядах. Некоторые были настолько сложны, что для управления ими требовалось три человека: один — главный кукловод — для головы, туловища и правой руки, второй — для левой руки, и третий — для ног.
Николас и Юкио сидели в последних рядах. Вскоре в зал вошли двое американских моряков, белый и негр. Николас не мог понять, как их занесло в Бунраку. Возможно, они дожидались своих подружек иди третьего товарища. Белый проскользнул на свободное место, а негр остался стоять в проходе.
Николас видел, как глаза Юкио оторвались от яркой сцены. Он заметил, куда прикован ее взгляд: как охотничья собака с дичи, она не сводила глаз с выпуклости под ширинкой у негра. Вокруг мерцали разноцветные блики, и это напомнило Николасу об огромном аквариуме в Токио, куда его водили родители. Все происходящее казалось нереальным. Полуоткрытые губы Юкио, ее тяжело вздымающаяся грудь.
Николас почувствовал, как ее пальцы коснулись его бедер, замок медленно скользнул вниз; его обдала горячая волна. Все это время Юкио не сводила с негра широко раскрытых сверкающих глаз. Ноги Николаса стали ватными. Ему хотелось закричать: “Прекрати!”. Но он не мог. Моргнула ли она хоть раз? Николас хотел убрать ее пальцы, но не сделал этого. Он продолжал смотреть на сцену, краешком глаза поглядывая на зловещую выпуклость. Какого он был размера? Какой он вообще может быть? Правда ли, что это сводит женщин с ума?
Сямисэн продолжал играть. Самураи сражались с подобающей доблестью. Да, да. Да!

* * *

— Знаешь, что мне не нравится в японцах? — спросила Юкио. Уличные огни, проходя через жалюзи, бросали на стену и часть потолка полосатые тени.
Николас повернулся в кровати.
— Что?
— То, что у них не бывает светлых глаз. — Она вздохнула, и он представил, как ее широкие губы вытянулись трубочкой. — В Киото я видела француженок и американок с голубыми глазами. Странно, я всегда мечтала, чтобы у меня были зеленые глаза — как изумруды.
— Почему ты об этом думаешь?
— Мне кажется, эти мысли показывают, как я себя ненавижу. Вот это, — Юкио потянулась, взяла его руку и опустила ее себе между ног, — только это имеет значение.
— Нет, — Николас отдернул руку. — Это не имеет никакого значения.
Она спросила тихо:
— Совсем-совсем. Николас рассмеялся.
— Ну ладно. Имеет. Но самую малость. Он привстал и наклонился над ней. Ее кожа казалась очень бледной в полумраке.
— Послушай, Юкио, ты понравилась мне еще до того, как мы танцевали в тот вечер.
— До того, как я...
— Стала ко мне прижиматься.
Юкио вытащила руку из-под одеяла и легонько ударила Николаса в грудь. Его мышцы задрожали, и он ощутил знакомое напряжение в животе. Ему казалось, будто чья-то могучая рука давит на его легкие, и ему становится трудно дышать.
— В чем дело? — спросила Юкио, когда