время не читала.
Реджина Моррисон потянулась к висевшей у нее за спиной книжной полке и вытащила оттуда тоненькую книжку в синем кожаном переплете.
– Если хотите, возьмите почитать. Эту историю можно интерпретировать по-разному. Либеральная традиция считает, что здесь речь идет о двойственной природе человека, о необходимости дать выход нашей варварской сущности, а если этого не сделать, она прорвется сама, причем в тот момент, когда мы меньше всего этого ожидаем. Естественный порядок нарушается, жаждущие крови безумные женщины разрывают людей на части только за то, что кто-то из них нарушил правила, пусть даже невольно. – Она подалась вперед. – Хотите знать, что я думаю?
Тереза Лупо не была в этом уверена, но все же спросила:
– Что?
– Тут все дело в мужчинах, их стремлении к власти и сексу. Чтобы они могли заниматься сексом, когда хотят, независимо от того, что чувствует женщина. А мы должны быть благодарны, даже если не терпим этого, потому что – будем смотреть правде в лицо – бог с ними, а не с нами и прикоснуться к нему мы можем, только впустив их в себя. Вы улавливаете мою мысль, Тереза?
– О да, да! – подтвердила та.
– Незачем строить из себя пуританку, Тереза. Как шотландка я это прекрасно понимаю. Нет ничего плохого в том, чтобы – как это говорится? – трахнуться на скорую руку. Время от времени всем хочется бездумно удовлетворить свои плотские желания. Полчаса удовольствия и никаких обязательств. С вами такое бывало?
Тереза Лупо посмотрела на сидевшую напротив нее степенную, элегантную женщину и, сама того не желая, ответила:
– Да.
– Но, положим, просто перепихнуться в темноте – это совсем другое дело. Старик Рандольф все заранее планировал. Это очень по-мужски.
– Согласна. Должно быть, мы встречались с одними и теми же мужчинами, Реджина.
– Я больше не встречаюсь с мужчинами, – любезно сообщила Реджина Моррисон. – Где тут интрига? Где вызов? В чем здесь интерес, если заранее знаешь, что они готовы делать это с кем угодно и когда угодно? Вот моя карточка. На ней указан мой мобильный.
– Хорошо, – ругая себя за глупость, ответила Тереза, но карточку все равно взяла.
– Все нужно делать вовремя, – сказала Реджина Моррисон.
– Абсолютно все.
Тереза снова взглянула на папку. Там были страницы с текстами. И фотографии. Много фотографий.
– Что это? – спросила она.
– Вы ведь хотите найти эту девушку, не так ли? Именно из-за нее вы сюда и пришли. Полиция не видит здесь связи.
Тереза взглянула на нее. Эта женщина все время на два шага ее опережает, что не слишком приятно.
– Они не уверены.
– Будем надеяться, что они правы, а вы ошибаетесь, моя дорогая. Вспомните о датах.
– Каких датах?
– Вы же читали книгу. Завтра Либералии. День появления новых менад. И день, когда старые менады выходят поиграть.
– Да, я это знаю. – Она подумала о Нике Косте. – Мы это знаем.
– У вас какой-то... смущенный вид, – усмехнулась Реджина Моррисон.
Достав из папки одну фотографию, Тереза Лупо положила ее на стол.
Это был старый снимок, сделанный, как и все остальные, тайно, при слабом свете, дешевой фотокамерой. Вероятно, пленку проявляли в домашних условиях, о чем свидетельствовали блеклые, размытые цвета. Рисунки на стенах были едва различимы. Но очень похожи на изображения танцующих фавнов и похотливых сатиров из книги Кирка и его личного прибежища для игр в Остии. Похожи, да не совсем. Кое-что было иным. Изображения выглядели старше и как-то мрачнее. Само помещение тоже было побольше. Возможно, Рандольф нашел Виллу загадок и использовал ее исключительно для своих целей.
На снимке была изображена Барбара Мартелли – в белой футболке и джинсах. Она выглядела такой юной и такой милой, что у Терезы перехватило горло. Она отчаянно пыталась совместить все эти несоединимые образы, свести их в одно целое: невинность на грани развращения, начало долгого пути, в конце которого это милое дитя превратится в смертоносное насекомое в черном шлеме. Неужели в ней уже таился зверь, который просто развился со временем?
Ей не хотелось разглядывать фигуру, стоявшую рядом с Барбарой. Это явно была Элеанор Джеймисон. Однако видеть эту девушку живой, полной ожидания и воодушевления, было выше ее сил. Тереза Лупо привыкла считать ее мумифицированным трупом, лежащим на сверкающем секционном столе. Этот снимок придавал ей новые реальные качества,