Тони. Ради ее же блага. Она всегда ночевала дома? Или же оставалась у них?
– И после этого вы уберетесь? – спросил Мартелли.
– Может, она оставляла какие-нибудь телефоны, по которым вы бы могли ее найти? – перехватил инициативу Коста.
Мрачно глядя на них, старик упорно молчал. Тем не менее в голове у него все же шла какая-то мыслительная работа.
– Она не увлекалась мужчинами, – наконец сказал он. – Поймите меня правильно – она и женщинами не увлекалась. Это ее не интересовало. Давно не интересовало. Я... – На краткий миг в его глазах отразилась боль. – Лучше бы она трахалась с кем-нибудь, вышла замуж, родила детей! Вместо всего этого дерьма. Всего этого одинокого, одинокого дерьма...
– Но почему она была одна? – спросил Перони. – Именно Барбара? Ведь она могла бы заполучить любого мужчину, какого только захотела. Почему же не выбрала парочку-другую просто ради интереса?
– Не знаю, – вновь овладев собой, проворчал Мартелли. – К чему меня спрашивать? Она никогда со мной не делилась.
Ник Коста почувствовал ненависть к этому увядшему человеку. А ведь Перони попал в точку. Барбара ни с кем не встречалась, хотя ее наверняка домогались. Может, она боялась мужчин? Или с ней случилось нечто такое, из-за чего она не могла поддерживать постоянные отношения?
– Вы меня не интересуете, – сказал Коста. – Не интересуете как таковой. Если сможете, синьор Мартелли, попробуйте на миг представить, будто вас лично это не касается. Я говорю о Барбаре. У нас есть только три варианта. Она сделала это по собственной воле, в одиночку, по причинам, о которых мы даже не догадываемся. Или оказала кому-то личную услугу. Или же много лет была любовницей одного из гангстеров, на которого работала в свободное от службы время. И который ей платил.
Затянувшись сигаретой, старик выдохнул в сторону Косты большое облако дыма. Тот развеял его рукой.
– Вы же ее отец, – продолжал Коста. – Вы служили в полиции. Откуда у вас деньги?
Сигарета снова ярко вспыхнула.
– Кстати, о деньгах, – сказал Коста. – Где банковские счета Барбары? И если уж на то пошло – где находятся ваши?
– Они их забрали, – отрезал Мартелли. – Вчера вечером. Там все чисто. Ничего незаконного. Разве я похож на идиота?
Коста встал.
– Вы не возражаете, если мы снова осмотрим квартиру, синьор Мартелли? На тот случай, если они что-то упустили?
Мартелли смерил Перони презрительным взглядом.
– Я уже по горло сыт этим дерьмом. У вас нет разрешения на обыск.
Перони покачал головой:
– Мы не уйдем с пустыми руками, Тони. Здесь должно что-то быть. О чем ты вспомнил после того, как они ушли отсюда вчера вечером. Иначе нам придется сходить за пивом и пиццей. Я тебе обещаю.
– Спасибо, – злобно посмотрел на него Мартелли. – Скажи им вот что. Она была хорошей дочерью. Заботилась обо мне. Семья у нее всегда была на первом месте. Если бы я больше это ценил! Если бы я...
Его голос дрогнул, глаза наполнились слезами.
«Тони Мартелли оплакивает самого себя», – подумал Коста. Этого не должно было случиться. Друзья всегда спасали его от уголовного преследования. Видимо, он считал себя неуязвимым и верил, что такая же безнаказанность распространяется и на его дочь.
– Должно быть, с этим очень трудно жить, – тихо сказал Коста. – Зная, что ты спровоцировал события, которые привели к смерти твоего ребенка.
– Выметайтесь отсюда на... – прокаркал Мартелли. – Оба. И больше не возвращайтесь.
Коста не стал спорить. В этом не было никакого смысла. Старик чувствовал себя защищенным. Пока он остается на площади Латеран, в этой большой пустой квартире, он может тешить себя иллюзиями, что мир никогда не вторгнется в его частный ад. Такое положение не продлится долго, и он знал об этом не хуже их самих. Это была одна из причин, державших его в таком ужасе.
Он так ничего и не сказал им вслед. Утреннее солнце показалось им чересчур ярким. Оно слепило глаза, город раздражал своей суетой и казался каким-то плоским.
– Нам надо получше отработать эту схему: «добрый полицейский – злой полицейский», – предложил Перони, когда они шли к машине. – Меня смущает собственная роль.
– Да ну! И какая же роль тебе по душе?
– Доброго полицейского, – сказал Перони. – Правда, не с такими мерзавцами, как он. Но по темпераменту мне это больше подходит. А вот ты, если захочешь, мне кажется, Можешь быть жестче самого Фальконе.