перепуганного беглеца. Что еще оставалось делать несчастному, затравленному доктору Дэвиду Беку, кроме как защитить себя?
– Никто на это не купится.
– Купится, Лэнс. Не хочу показаться нескромной, но кто умеет выкручиваться лучше, чем присутствующая здесь Э. Кримштейн? Кроме того, ты еще не слышал моих рассуждений о сходстве этого случая с историей Ричарда Джевелла, или о чрезмерном рвении окружной прокуратуры, или о том, как ты со своими помощниками так хотел засадить несчастного Дэвида Бека, спасителя бедных детей, что приказал подкинуть улики в его жилище.
– Подкинуть?
Казалось, Фейна с минуты на минуту хватит удар.
– Ты в своем уме, Эстер?
– Подумай, Лэнс: мы знаем, что доктор Бек не мог убить Ребекку Шейес. У нас полностью доказанное алиби, показания четырех – и мы накопаем больше – независимых, неподкупленных свидетелей. Тогда как улики попали в дом? Ваша работа, мистер Фейн. И ваших головорезов. Если я возьмусь за дело всерьез, Марк Фурман будет выглядеть Махатмой Ганди по сравнению с тобой.
Руки Фейна сжались в кулаки. Он сделал несколько глубоких вздохов, стараясь успокоиться.
– Хорошо, – медленно начал он. – Допустим, его алиби сработает...
– Сработает, не сомневайся.
– Допустим,сработает. И что дальше?
– Ну вот, наконец-то разумный вопрос! Ты ведь попал, Лэнс. Арестуешь его – окажешься в дураках. Не арестуешь – окажешься там же. Не уверена, что смогу помочь тебе выпутаться.
Эстер встала и заходила туда-сюда по кабинету, как бы размышляя.
– Однако я подумала об этом и, кажется, знаю, как тебе выйти из этой ситуации с наименьшими потерями.
– Слушаю, – пробурчал Фейн.
– За последнее время ты сделал только одну умную вещь, Лэнс. Всего одну, за нее-то мы и зацепимся. Ты держался подальше от газетчиков. Поэтому тебе не придется слишком краснеть, объясняя, как доктор Бек ушел из раскинутой для его поимки сети. Ты соберешь пресс-конференцию и объявишь, что вся информация, просочившаяся в новости, получена журналистами из их собственных, неофициальных источников. Но газетчики неправильно истолковали происходящее. На самом деле доктор Бек разыскивался как свидетель, а не как преступник. Его ни в чем не подозревали, ты все это время был уверен, что Бек никакого убийства не совершал, ты просто знал, что он одним из последних разговаривал с Ребеккой, и хотел поговорить с ним по этому поводу.
– Не пройдет.
– Еще как пройдет! Может быть, не гладко, может быть, со скрипом, и все же проскочит. Я помогу. Я должна тебе, потому что мой клиент пустился в бега. Поэтому я, известный противник окружной прокуратуры, поддержу твое заявление. Наплету журналистам, как мы с тобой сотрудничаем, как ты делал все возможное, чтобы права моего клиента были соблюдены, как искренне мы с доктором Беком помогаем и будем помогать тебе в расследовании.
Фейн молчал.
– Как я уже сказала, Лэнс, я могу либо вытащить тебя, либо утопить.
– А что взамен?
– Ты снимаешь обвинение в нападении на полицейского и сопротивлении при аресте.
– Невозможно.
Эстер широким жестом указала на дверь:
– Тогда пока. С удовольствием увижу тебя на страницах скандальной хроники.
Плечи Фейна едва заметно дрогнули.
– Если я соглашусь, твой Бек будет с нами сотрудничать? Согласится ответить на все вопросы?
– Ради Бога, Лэнс, не торгуйся. Не в том ты положении. Я предлагаю сделку – ты либо принимаешь мои условия, либо имеешь дело с прессой. Выбор за тобой. Время пошло. Тик-так! – Эстер покачала туда-сюда указательным пальцем.
Фейн посмотрел на Димонте. Тот яростно жевал зубочистку. Крински положил телефонную трубку и кивнул Фейну. Фейн, в свою очередь, кивнул Кримштейн.
– Давай обговорим детали.

38

Я проснулся, поднял голову и едва не закричал.
Казалось, все мышцы сорваны напрочь, тело болело в таких местах, о существовании которых я и не подозревал. Я хотел соскочить с кровати. Мысль оказалась дурацкой. Невероятно дурацкой. «Не торопись!» – вот девиз сегодняшнего утра.
Больше всего досталось ногам. Неудивительно: несмотря на мое вчерашнее бегство, я отнюдь не спортсмен. Попытаюсь перекатиться на бок... Точки, на которые давил вчера таинственный азиат, заныли так, будто там содрали свежие швы. Сейчас бы проглотить пару таблеток обезболивающего, да нельзя – мне нужна свежая голова.
Я посмотрел на часы. Шесть утра. Пора звонить Кримштейн. Она ответила