появились в студии Ребекки Шейес, Димонте им совершенно не обрадовался. Играло свою роль привычное противостояние между нью-йоркской полицией и ФБР, и мало что могло его прекратить.
Разве что наступающая на пятки Эстер Кримштейн.
И те и другие прекрасно знали: Эстер не только ловкий адвокат, но и въедливый журналист, обожающий выносить сомнительные дела на суд публики. И те и другие не желали оказаться в такой ситуации. Это подгоняло их и заставило заключить своего рода альянс, отличающийся той же теплотой и дружественностью, что и арабо-израильские перемирия. Кримштейн дышала в спину, и старые счеты пришлось на время отложить.
ФБР получило ордер на обыск – им это было удобнее: всего лишь пересечь Федерал-Плаза и войти в здание федерального окружного суда. Если бы то же самое захотели сделать полицейские, пришлось бы направлять запрос в суд округа, в Нью-Джерси, и Кримштейн точно бы их обскакала.
– Агент Карлсон! – крикнул кто-то с улицы.
Карлсон вылетел наружу, Стоун за ним. К ним присоединились Димонте и Крински. На углу, возле урны, стоял юный фэбээровец.
– Что там у вас? – спросил Карлсон.
– Может, и ничего, сэр, но...
Юнец указал на пару перчаток из тонкого латекса.
– Упакуйте их, – приказал Карлсон, – и направьте в лабораторию, пусть проверят, не ими ли сжимали пистолет.
Карлсон смерил взглядом Димонте. Перемирие перемирием, но надо периодически указывать копам их место.
– Сколько времени займет такое исследование в вашей лаборатории?
– День. – Димонте как раз сунул в рот новую зубочистку и принялся яростно ее жевать. – Может, два.
– Долго. Придется сделать это у нас.
– Придется, а то как же, – проворчал Димонте.
– Мы ведь договорились действовать так, как будет быстрее.
– То-то мы здесь и стоим уже полчаса.
Карлсон кивнул. Он-то хорошо знал: если хочешь, чтобы нью-йоркский полицейский всерьез занялся каким-то делом, пригрози это дело у него отобрать. Хорошая штука – соревнование.
Следующий крик раздался из гаража. Все рванулись туда.
Стоун присвистнул, Димонте вытаращил глаза, Карлсон нагнулся, чтобы рассмотреть находку.
В корзине для бумаг, под обрывками старых газет, лежал пистолет. Калибра девять миллиметров. Судя по запаху, из пистолета недавно стреляли.
Стоун повернулся так, чтобы его улыбка не попала в объектив камеры, и сказал:
– Берем его.
Карлсон не ответил. Хмуро оглядев пистолет, он о чем-то надолго задумался.

23

Срочный вызов касался Ти Джея, мальчик поцарапался о дверную ручку. Для большинства детей это означает всего-навсего полосу зеленки на руке, для Ти Джея – ночь на больничной койке. Когда я приехал, его уже положили под капельницу. Гемофилия лечится вливанием консервантов крови, таких, как криопреципитат, или замороженная плазма.
Я уже упоминал, что впервые увидел Тириза шесть лет назад, закованным в наручники и изрыгающим проклятия. За час до этого он ворвался в приемную со своим девятимесячным сыном на руках. Принял их дежурный терапевт.
Ти Джей не плакал, не реагировал на раздражители, дышал неглубоко и часто. Тириз, который, согласно полицейскому протоколу, вел себя «неадекватно» (посмотреть бы на молодого отца, который в такой ситуации поведет себя по-другому!), рассказал терапевту, что ребенок почувствовал себя плохо с самого утра. Врач многозначительно взглянул на медсестру. Та незаметно кивнула и пошла звонить в полицию. Самое время, конечно.
Офтальмоскопия выявила у ребенка многочисленные кровоизлияния на сетчатке, то есть у малыша лопнули в глазах сосуды. Сопоставив это с вялостью и – как бы получше сказать – внешним видом отца, терапевт поставил диагноз: синдром сотрясения.
Тут же как из-под земли выросли вооруженные охранники и нацепили на Тириза «браслеты». Вот тогда-то на сцене появился я. Просто услышал крики и вышел из кабинета посмотреть, что происходит. Приехали двое полицейских и усталая женщина из комитета по делам детства. Тириз пытался что-то объяснить, но его никто не слушал. Все качали головами и роняли восклицания вроде: «Куда катится наш мир!»
Подобные сцены здесь не редкость. Честно говоря, бывает и хуже. Как-то я обследовал четырехлетнего мальчика с внутренним кровотечением после изнасилования. Не говорю уже о трехлетних девочках с венерическими заболеваниями. В этих случаях, как и во множестве им подобных, совратителем был либо член