Тысячи полицейских в форме пришли на кладбище, чтобы почтить память сослуживца. Подробности событий в поместье Скоупа так и не стали широко известны, и я сомневаюсь, что когда-нибудь станут. Даже мать Элизабет не пыталась добиться правды, хотя в ее случае все объяснялось безумной радостью, с какой она встретила возвращение дочери с того света. Ей просто было не до расспросов и выяснений. Да и мне тоже.
Итак, Паркер считался погибшим героем. И может, так оно и было. Не мне судить.
Хойт оставил подробное признание, примерно повторяющее то, что он рассказал в машине. Карлсон мне его показал.
– Теперь достаточно, чтобы покончить со всей этой историей? – спросил я.
– Нужно еще собрать данные против By и Гэндла, – ответил Карлсон. – Правда, после смерти Гриффина Скоупа это не трудно – все его подчиненные сдают друг друга наперебой.
«Мистическое чудище, – вспомнил я. – Мы не стали отрубать твои головы. Мы поразили тебя в самое сердце».
– Вы правильно сделали, что, узнав о похищении мальчика, пришли ко мне, – похвалил Карлсон.
– А что еще оставалось?
– И то верно. – Карлсон пожал мне руку. – Всего хорошего, доктор Бек.
– И вам того же.
Вам, наверное, хочется знать, уехал ли Тириз во Флориду и что случилось с Ти Джеем и Латишей. Возможно, вас интересует, помирились ли Шона и Линда и что стало с маленьким Марком. К сожалению, я вам не отвечу. Просто потому, что сам не знаю.
Моя история заканчивается здесь и сейчас, через четыре дня после смерти Хойта Паркера и Гриффина Скоупа. Уже поздно. Очень поздно. Я лежу в постели, держа в объятиях Элизабет, и наблюдаю, как поднимается и опускается в такт дыханию ее грудь. Она дремлет. Я не спускаю с нее глаз. И почти не сплю. Сон и явь поменялись местами: теперь я теряю ее каждую ночь, во сне она снова мертва, а я одинок. Поэтому я почти не отпускаю Элизабет. Вцепился в нее, и все тут. А она в меня. Ничего, и это как-нибудь переживем.
Как будто почувствовав мой взгляд, Элизабет повернулась и открыла глаза. Я улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ, и у меня екнуло сердце. Я вспомнил вечер на озере. Как я дрейфовал на плоту. И как решил открыть ей правду.
– Мне надо кое-что тебе сказать, – шепнул я.
– По-моему, не надо.
– Мы так и не научились ничего скрывать друг от друга, Элизабет. Если бы мы сразу признались... – Я не закончил.
Она кивнула. И я вдруг понял, что Элизабет знает. Всегда знала.
– Твой отец, – сказал я. – Он все время думал, что это ты убила Брэндона Скоупа.
– Я ему так сказала.
– Но в конце концов... – Я осекся и начал сначала: – Когда там, в машине, я признался, что ты никого не убивала, думаешь, Хойт догадался, как было дело?
– Не знаю, – ответила Элизабет. – Хочется думать, что да.
– И пожертвовал собой ради нас.
– Или пытался помешать тебе сделать то же самое. Или все еще считал, что Брэндона убила я. Теперь мы никогда не узнаем точно. Да это уже и не важно.
Мы смотрели друг на друга.
– Ты знала, – с трудом выговорил я. – С самого начала ты...
Элизабет приложила палец к моим губам.
– Все хорошо.
– Ты спрятала улики в ячейку, – продолжал я. – Для меня.
– Я хотела спасти тебя, – призналась она.
– Это была самооборона, – объяснял я, снова чувствуя в руке пистолет и стараясь отогнать воспоминания о том, как противно дернулась рукоятка, когда я спустил курок.
– Я знаю, – сказала Элизабет, обвивая руками мою шею и притягивая меня к себе. – Знаю.
Видите ли, это ведь я был дома, когда восемь лет назад к нам вломился Брэндон Скоуп. Я уже лежал в постели, и тут появился он, с ножом в руке. Мы сцепились. Я дотянулся до отцовского пистолета. Брэндон прыгнул на меня. Я выстрелил и убил его. А потом в панике бежал. Бродил по улицам, пытался привести в порядок мысли, найти какой-нибудь выход. Когда немного пришел в себя и вернулся домой, тела уже не было. И пистолета тоже. Я на самом деле хотел рассказать все жене. Собирался сделать это там, на озере. А вышло, что рассказал только сейчас.
Как я уже говорил, если бы я признался с самого начала...
Элизабет прижала меня к себе.
– Я здесь, – шепнула она.
Здесь. Со мной. Нужно время, чтобы к этому привыкнуть. Но я привыкну. Мы обняли друг друга и начали медленно погружаться в сон. Завтра мы проснемся вместе. И послезавтра тоже. Каждое утро, просыпаясь, я буду видеть ее лицо. Слышать ее голос. И больше мне, наверное,