его немного дрожала, и верхняя губа тоже, и край подбородка, Дейв видел это. И это была надежда. Не дать его сознанию закоснеть. Единственная надежда.
— В ту ночь, когда убили Кейти, ты вернулся домой весь в крови, Дейв. Как ты повредил руку, ты объяснил дважды, и каждый раз по-разному, а твою машину видели возле «Последней капли», именно когда Кейти оттуда вышла. Ты соврал копам, ты врешь всем вокруг.
— Взгляни на меня, Джимми. Пожалуйста, взгляни, а?
Джимми стоял не поднимая глаз.
— Джимми, я действительно измазал одежду кровью. Это правда. Я избил одного типа, Джимми. Сильно избил.
— Ах, так это будет история о грабителе! — воскликнул Джимми.
— Нет. Это был растлитель малолетних. Он трахал мальчишку в машине. Настоящий вампир! Он портил мальчика!
— Так это не был грабитель. Это был, как я понял, какой-то парень, совращавший мальчика. Конечно, Дейв. Все ясно. Ты убил его?
— Да. Я и этот... Мальчишка.
Дейв понятия не имел, как это вырвалось у него. О Мальчишке он никому не говорил. О таком говорить нельзя. Люди не поймут. Может быть, сейчас он сказал это из страха. Или из желания, чтобы Джимми заглянул к нему в душу и понял: да, действительно, в голове у него сумятица, но он не из тех, кто станет убивать невинного.
— Значит, ты и этот мальчик, которого трахали, вместе...
— Нет, — сказал Дейв.
— Как «нет»? Ты же сказал: я и мальчишка.
— Нет, нет. Забудь про это. Просто иногда у меня мысли путаются. На самом-то деле...
— Не пори чушь, — сказал Джимми. — Ты уверяешь, что убил этого растлителя, но жене ты этого не рассказал, так? По-моему, ей бы ты это рассказал первым делом. Особенно в тот вечер, когда она сказала, что не верит истории про грабителя. Я что хочу сказать — почему не открыться ей? Убить растлителя малолетних — люди поняли бы это, не осудили... Твоя жена считала, что ты убил мою дочь, и ты хочешь заставить меня поверить, что предпочел, чтобы она думала это, что ты убил Кейти, а не педофила? Я жду объяснения, Дейв!
Дейв хотел сказать: я убил его, потому что боялся, что сам превращусь в него. Съев его сердце, впитаю в себя его душу. Нет, невозможно сказать это вслух. Невозможно сказать такую правду. Я помню, что сегодня поклялся не иметь больше тайн. Но нет, эта тайна, единственная, должна остаться со мной, и не важно, сколько лжи придется нагромоздить, чтобы она не вылезла на поверхность!
— Брось, Дейв! Скажи только мне, почему, почему ты не сказал этого своей жене, если это правда?
И лучшее, что смог придумать Дейв в ответ, было:
— Не знаю.
— Не знаешь! Итак, в этой твоей сказке ты и этот парнишка, как бы ты в детстве, ведь так? Ты с ним вместе берешь и...
— Я был один, — сказал Дейв. — Я убил этого типа без лица...
— Кого-кого? — вскричал Вэл.
— Ну, парня этого. Растлителя. Я его убил. Один. И больше никто. На парковочной площадке «Последней капли».
— Не слыхал я, чтобы возле «Последней капли» находили труп, — сказал Джимми и перевел взгляд на Вэла.
Тот сказал:
— Да чего ты слушаешь это дерьмо? Смеешься, что ли, ей-богу?
— Нет, это правда, — сказал Дейв. — Сыном клянусь. Я засунул труп в багажник его машины. Что там с ней потом сталось — не знаю, но я это сделал. Клянусь всем святым. Я хочу увидеть жену, Джимми! Хочу жить! — Дейв кинул взгляд наверх, на изнанку моста — там шуршали шины, струились желтые огни. — Джимми, пожалуйста, не отнимай у меня этого!
Джимми взглянул Дейву в лицо, и Дейв увидел свою смерть. Она читалась в фигуре Джимми, как в силуэтах Волков. Он не мог вынести этого зрелища. Вот он стоит — сейчас, в это мгновение, ногами на брусчатке, сердце гонит кровь, адреналиновые железы работают вовсю, мозг шлет команды нервам и мускулам, всем органам его тела. И в любую секунду, даже следующую, лезвие вонзится в его грудь. И вместе с болью придет осознание того, что жизнь — его жизнь, и все его мысли и чувства, и то, что он ходит, и ест, и любит, и смеется, чего-то касается, вдыхает запах — окончится. Принять это с храбрым спокойствием невозможно. Он станет просить, умолять. Он сделает все, что они захотят, только пусть не убивают его.
— Я вот что думаю, Дейв. Тогда, двадцать пять лет назад, ты влез в ту машину. И вместо тебя теперь другой. Я думаю, что мозги у тебя тогда, похоже, скособочились, — сказал Джимми. — Ей было девятнадцать. Понимаешь? Девятнадцать лет, и она не