так. Но о чем только она думала, рассказав об этом Джимми, именно Джимми, из всех людей на свете? Почему было не выждать, не поразмыслить еще немного? Почему не поискать других отгадок? Потому что она испугалась Дейва?
Но тот, новый Дейв, проявившийся в эти последние дни, — это обман чувств, порождение стресса.
Может быть, он не убивал Кейти. Может быть.
Но совершенно очевидно, что он достоин хотя бы ее сожаления, и ей надо было подарить ему это до окончательного выяснения. Она не знала, сможет ли жить с ним, подвергая опасности Майкла, но вот теперь она совершенно уверена, что должна была обратиться не к Джимми Маркусу, а в полицию.
Неужели она хотела сделать Дейву больно? Ожидала чего-то, глядя в глаза Джимми, делясь с ним своими подозрениями? А если ожидала, то чего? Почему из всех людей она выбрала именно Джимми?
На этот вопрос было много возможных ответов, и все они ей не понравились. Она подняла с колен телефон и набрала домашний номер Джимми. Набирая номер, она чувствовала дрожь в запястьях и думала: «Пожалуйста, ну кто-нибудь, ответьте! Просто ответьте! Пожалуйста!»

* * *

Улыбка теперь скользила по лицу Джимми — взад и вперед, возникала, и исчезала, и опять возникала, а Дейв старался сосредоточить внимание на стойке, но и стойка скользила и пошатывалась, словно на борту лодки в неспокойном море.
— Помнишь, как мы привели сюда Рея Харриса? — спросил Вэл.
— Ясно, помню, — сказал Джимми. — Добрый старина Рей.
— А ведь Рей, — сказал Вэл, хлопнув по столу прямо перед носом Дейва, — был весельчаком, черт подери!
— Ага, — негромко сказал Джимми. — Забавный он был парень. Обхохочешься.
— Чаще его звали Простой Рей, — говорил Вэл, пока Дейв силился уразуметь, о ком это они говорят, — но я называл его Звонкий Рей.
Джимми щелкнул пальцами и упер палец в Вэла:
— И правильно называл. Из-за мелочи этой.
Наклонившись к Дейву, Вэл стал бормотать ему в ухо:
— Я ведь почему? Парень этот всегда носил в кармане долларов десять мелочью, и так каждый день, когда бы ни спросить. И никто не понимал почему. Просто любил он, чтобы мелочи в кармане было много, на всякий случай, мало ли — междугородний звонок какой-нибудь, в Ливию или еще куда, так я думаю. А вообще кто его знает почему... Но только ходил он всегда руки в брюки и звенел мелочью весь день напролет. А ведь он вор был. «Не боишься, что всякий услышит, что ты идешь, Рей?» Но когда он на дело шел, думаю, он мелочь из кармана высыпал. — Вэл вздохнул. — Забавный парень.
Вэл снял руку с плеча Дейва и закурил новую сигарету. Дым клубился возле лица Дейва, полз по щекам, застревал в волосах. Сквозь дым Дейв видел, что Джимми наблюдает за ним с этим странным строгим и решительным выражением, и мелькало что-то в его лице, что всегда не нравилось Дейву, и сейчас не нравилось, что-то знакомое и нехорошее.
Так смотрят полицейские, понял он вдруг. Так смотрит сержант Пауэрс. С таким видом, словно хочет проникнуть в самую душу Дейва. И опять эта улыбка на лице Джимми покачивается, как ялик на волнах, и Дейв чувствует, как в животе у него покачивается, словно он плывет по волнам.
Он сглотнул раз-другой, сделал глубокий вдох.
— Ты ничего? — спросил Вэл.
Дейв взмахнул рукой. Если б все вокруг немножко помолчали, было бы еще лучше.
— Ага.
— Ты уверен? — спросил Джимми. — А то ты малость позеленел.
К горлу подкатило, что-то в нем сжалось в кулак, потом отпустило, на лбу крупными каплями выступил пот.
— О, черт...
— Дейв.
— Меня тошнит, — сказал он, чувствуя, как к горлу опять подкатывает. — Сильно.
— Сейчас, сейчас, — сказал Вэл, быстро скользнув прочь из кабины. — Ты выйди за дверь, на задворки. А то Хьюи сердится, если потом ему чистить стульчаки. Ясно?
Дейв вывалился из кабинки, и Вэл, ухватив его за плечи, развернул лицом к двери в дальней стене бара за бильярдом.
Дейв направился к той двери, стараясь шагать ровно, аккуратно переставляя ноги: одна нога, потом другая, но дверь все равно немного кренилась — темная маленькая дверца дубового дерева, покрашенная в черный цвет, потертая, испещренная зазубринами и царапинами, копившимися не один десяток лет. Внезапно Дейв почувствовал духоту — в баре, оказывается, было невыносимо жарко. Воздух в нем был густым, липким, и тяжелая эта пелена окутывала его, пока нетвердыми шагами он пробирался к двери. Но вот она. Он