двигателя, и к горлу Дейва волной подступила тошнота, когда он увидел, как это кровавое месиво дышит, задыхаясь.
Парень словно не замечал стоявшего над ним Дейва. Он встал на колени и пополз. Он полз к купе деревьев за машиной. Он вскарабкался на насыпь ограды и уцепился руками за металлическую сетку, отделявшую парковочную площадку от куч металлического лома какого-то предприятия. Дейв стянул с себя фланелевую рубашку, которая была на нем поверх футболки, обернул рубашкой пистолет и шагнул к безлицему.
Безлицый дотянулся до другой перекладины ограды, повыше, но тут силы оставили его. Он упал на спину, немного скособочившись вправо, а потом, приподнявшись, сел спиной к забору, криво разбросав ноги, следя своим безликим лицом за приближающимся Дейвом.
— Нет, — шептал он. — Нет.
Но шептал, как показалось Дейву, без убежденности. Его не меньше, чем Дейва, удручало его состояние, он тоже устал от всего этого.
Тот Мальчишка наклонился над парнем и упер закутанный в рубашку ствол в его туловище повыше живота, в диафрагму; Дейв же теперь парил над этими двумя, наблюдая эту сцену.
— Пожалуйста, — прохрипел парень.
— Ш-ш... — произнес Дейв, и Мальчишка спустил курок.
Безлицее тело дернулось с такой силой, что ударило Дейва под мышкой, и испустило дух со звуком, напоминавшим свист вскипевшего чайника.
И Мальчишка сказал: «Хорошо!»
И только уже запихав парня в багажник «хонды», Дейв сообразил, что надо было воспользоваться его же собственным «кадиллаком». Он уже поднял стекла «кадиллака», выключил мотор, протер переднее сиденье и все, чего касался, фланелевой рубашкой. Но какой смысл отправляться на «хонде» с парнем в багажнике на поиски места, где бы его сбросить, если решение находится прямо перед тобой?
И Дейв подъехал на «хонде» вплотную к «кадиллаку», зорко следя, не появится ли кто-нибудь из боковой двери бара, но нет, никого не было. Он открыл свой багажник, открыл багажник «кадиллака» и перетащил тело из машины в машину. Закрыл оба багажника, завернув нож и пистолет во фланелевую рубашку, бросил их на переднее сиденье «хонды» и рванул с места.
От ножа и пистолета вместе с рубашкой он избавился на мосту возле Розклер-стрит, швырнув все это в Тюремный канал и только потом сообразив, что в то время, когда он делал это, Кейти Маркус, может быть, умирала совсем рядом в парке.
Под вечер воскресенья он подъехал к «Последней капле» и увидел, что возле «кадиллака» припаркована еще одна машина, а больше машин там нет. Вторую машину он узнал — ее владельцем был Реджи Дамоне, один из барменов. У «кадиллака» вид был неприметный: обычная брошенная машина. В тот же день, попозже, он опять завернул туда и чуть не схватил инфаркт, увидев пустоту на том месте, где стоял «кадиллак». Он понял, что не в состоянии спросить как бы невзначай: «Эй, Реджи, вы что, обычно транспортируете машины в полицию, если они долго стоят невостребованные?» — а потом понял: что бы ни случилось с этим «кадиллаком», к нему это уже отношения не имеет и ничто их не связывает.
Кроме рыжеволосого.
Но спустя какое-то время он решил, что мальчик этот был не только испуган, но и доволен и приятно возбужден. Он на стороне Дейва. Поэтому беспокоиться не о чем.
И у копов теперь нет доказательств. Свидетеля у них нет, опознания машины Дейва — тоже, во всяком случае такого, каким они могли бы воспользоваться в суде. Так что Дейву можно расслабиться. Он может поговорить с Селестой, облегчить свою душу, а там будь что будет: он откроется жене в надежде, что она примет его таким, каков он есть — грешным, но полным желания исправиться. Хороший человек, которого обстоятельства заставили поступить дурно. Человек, изо всех сил пытающийся убить в себе вампира.
Я перестану заглядывать в парки и общественные плавательные бассейны — так говорил себе Дейв, осушая третью банку пива. Он опрокинул пустую банку. И это я также брошу.
Но не сегодня. Сегодня он уже выдул три банки, и — какого черта! — все равно, по-видимому, Селеста скоро не вернется. Возможно, вернется завтра. Вот бы хорошо! У обоих будет время и место зализать свои раны и все поправить. Она вернется домой к новому, излечившемуся Дейву, к мужу, у которого больше не будет тайн.
— Потому что тайны — это яд, — сказал он вслух, сидя в кухне, где в последний раз держал в объятиях жену. — Тайны — они как стены. — И