пронзая ее, проходил сквозь нее и дальше, по улице, устремляясь к чему-то, невидимому для других.
Селеста сказала «Джимми», но он отмахнулся от нее и крепко зажмурился. Склонив голову, он ловил ртом кислород. Клетушка, в которой они находились, исчезла, и Селеста кивнула, здороваясь с Джоан Гамильтон, проходившей мимо и поглядевшей на них сочувственно и в то же время с некоторым подозрением — посмотрела и пошла дальше, постукивая каблучками по тротуару. Улица проснулась вновь с ее автомобильными гудками, скрипами дверей, дальними окликами.
Когда Селеста опять взглянула на Джимми, он пристально смотрел прямо на нее. Глаза его были ясны, рот прикрыт, колени он подтянул к груди, опершись на них локтями, и она ощутила, как работает его мысль — настойчиво, агрессивно, со скоростью и оригинальностью, большинству недоступной и недостижимой за всю их жизнь.
— Одежда, в которой он был, исчезла? — спросил он.
Она кивнула:
— Я проверила. Да.
Он уткнулся подбородком в колени.
— Что тебя напугало? Только честно.
Селеста прочистила горло.
— Вчера вечером, Джимми, я решила, что сейчас он меня укусит. И будет кусать еще и еще.
Джимми опустил голову так, что левая щека его теперь покоилась на колене, и закрыл глаза.
— Селеста, — шепотом произнес он.
— Да?
— Ты думаешь, что Кейти убил Дейв?
Селеста почувствовала, что ответ забурлил в ней, как отрыжка после рвоты, как он забарабанил в сердце ногами, обжигая огнем.
— Да, — сказала она.
Глаза Джимми широко распахнулись.
Селеста сказала:
— Джимми, да поможет мне Бог.

* * *

Шон глядел через стол на Брендана Харриса. Парень выглядел смущенным, усталым и напуганным, именно таким, каким Шону хотелось его видеть. Шон послал к нему домой двух полицейских, чтобы привезти его опять сюда и чтобы он сидел сейчас перед его столом, в то время как Шон просматривал на экране компьютера и изучал все данные об отце парня — изучал обстоятельно, неспешно, не замечая Брендана, предоставляя ему сидеть и мучиться страхом.
Он еще раз взглянул на экран, для пущего эффекта постукивая по клавише карандашом, и сказал:
— Расскажите мне об отце, Брендан.
— Что?
— О вашем отце. Реймонде-старшем. Вы его помните?
— Смутно. Ведь мне было лет шесть, когда он нас бросил.
— Значит, вы его не помните.
Брендан пожал плечами:
— Помню какие-то мелочи. Он, когда бывал навеселе, входил в дом распевая песни. Однажды взял меня в парк на озеро Кэноби, накупил мне сладкой ваты. Я сразу съел чуть не половину, и меня рвало прямо на аллее. Он редко бывал дома, это я помню. А в чем дело?
Глаза Шона опять обратились к экрану.
— А что еще вы помните?
— Ну, не знаю. Пах одеколоном. Он...
В голосе его прозвучала улыбка, и Шон, подняв на него глаза, поймал эту улыбку, увидел, как она мягко скользнула по лицу парня.
— Что «он», Брендан?
Брендан заерзал в кресле, устремив взгляд на что-то вне этой комнаты и даже вне временной зоны, в которой они находились.
— Он вечно таскал с собой мелочь. Она оттягивала его карманы, и он весь звенел при ходьбе. Когда я был маленьким, я сидел в гостиной дома. Мы тогда в другом доме жили. В хорошем. Я сидел там, и ждал пяти часов, и зажмуривал глаза, пока не услышу, как звенят монетки — значит, он идет по улице. И я бросался вниз ему навстречу, и если я мог догадаться, сколько монеток у него в кармане — хоть приблизительно, — он отдавал мелочь мне. — Улыбка Брендана стала шире, он покачал головой. — А мелочи у него было полно.
— А пистолет? — спросил Шон. — Был у отца пистолет?
Улыбка застыла, и Брендан сощурился, глядя на Шона, словно не понимая языка, на котором это было сказано.
— Что?
— У вашего отца был пистолет?
— Нет.
Кивнув, Шон заметил:
— Вы говорите так уверенно, хотя вам было всего шесть, когда отец ваш исчез.
В комнату вошел Конноли с картонной коробкой в руках. Он поставил коробку на стол Уайти.
— Что это? — спросил Шон.
— Много всякого-разного. Все, что собрали. Докладные, заключение баллистической экспертизы, заключение по отпечаткам пальцев, магнитофонная кассета. Много всякого-разного.
— Ты это уже говорил. А что насчет отпечатков?
— Не совпадают ни с чем из того, что в компьютере.
— А с федеральной картотекой связывались?
Конноли сказал:
— И с Интерполом. Полный ноль. Один слабый хорошо проявился. Тот, что мы сняли у двери. Это большой палец.