конечно.
Они дошли до машины Шона, и отец взглянул на темные окна своего домика.
— Она уже легла? — спросил Шон.
Отец кивнул:
— Утром она везет миссис Кофлин на физиотерапию. — Резким движением отец протянул Шону руку: — Рад был тебя видеть.
— И я рад.
— А она вернется?
Шону не надо было спрашивать, кто это «она».
— Не знаю. Право, не знаю.
Отец вглядывался в его лицо, освещенное желтым светом уличного фонаря, и Шон внезапно понял, что отцу мучительно знать, что сын страдает, что сын брошен и одинок; знать, что рану его не залечить и что с уходом Лорен душа сына вычерпана и пуста и пустота эта останется с ним навеки.
— Что ж, — сказал отец, — выглядишь ты неплохо. Не опускаешься, следишь за собой. Ты, часом, спиртным не злоупотребляешь?
Шон покачал головой:
— Нет, просто много работаю.
— Работа полезна, — проговорил отец.
— Ага, — сказал Шон и почувствовал, как к горлу подступает горький гложущий комок.
— Ну, тогда...
— Ну...
Отец хлопнул его по плечу.
— Ну, тогда привет! И не забывай звонить матери по воскресеньям, — сказал он и, оставив Шона возле машины, направился к переднему крыльцу походкой человека лет на двадцать моложе.
— Береги себя, — сказал Шон, и отец взмахнул рукой в знак согласия.
Отперев машину с помощью дистанционного пульта, Шон уже потянулся к ручке дверцы, когда отец окликнул его:
— Эй!
— Да?
Шон оглянулся и увидел у крыльца отцовскую фигуру — голова и плечи отца растворялись в сумраке.
— Ты хорошо тогда сделал, что не влез в ту машину. Так и знай.
Уперевшись руками в капот и прислонившись к машине, Шон силился разглядеть выражение отцовского лица.
— Надо нам было и Дейва уберечь.
— Вы были детьми, — сказал отец. — Вы не могли знать, а если б даже и могли...
Шон помолчал, обдумывая эти слова, барабаня пальцами по капоту, вглядываясь в темноте в лицо отца.
— Я и сам так себе говорю.
— Ну и...
Шон пожал плечами:
— И все же думаю, мы должны были это знать. Так или иначе. А ты так не считаешь?
Наверное, целая минута прошла в молчании, и Шон слушал стрекотание кузнечиков и шипенье газонных поливалок.
— Спокойной ночи, Шон, — сказал отец, перекрывая шипенье.
— Пока, — произнес Шон и, подождав, когда отец войдет в дом, влез в машину и поехал к себе.

21
Эльфы

Вернувшись домой, Селеста застала Дейва в гостиной. Он сидел в углу потрескавшегося кожаного дивана, а рядом, возле ручки кресла, двумя горками возвышались пустые банки из-под пива; в руках у него была новая банка, а на коленях лежал телевизионный пульт. Он смотрел кино, где было много крика.
Снимая в холле пальто, Селеста видела отсветы экрана на лице Дейва, слышала крики, становившиеся все громче, испуганнее, к ним присоединились голливудские шумовые эффекты — звук опрокидываемых столов и нечто, напоминающее треск раздираемого на части тела.
— Что это ты смотришь? — спросила она.
— Про вампиров, — ответил Дейв. Не отрывая глаз от экрана, он поднес к губам банку «Бада». — Главный вампир убивает всех на вечеринке охотников за вампирами. Они действуют по заданию Ватикана.
— Кто?
— Охотники за вампирами. Ух ты! — воскликнул Дейв. — Вчистую оторвал ему голову!
Селеста вошла в комнату и взглянула на экран, как раз когда какой-то тип в черном пронесся по комнате, ухватил за подбородок перепуганную женщину и куснул ее в шею.
— Господи, Дейв...
— Нет, это круто, потому что Джеймс Вудс теперь в бешенстве.
— Кто это — Джеймс Вудс?
— Главный охотник за вампирами. Отчаянный парень.
Она увидела его на экране: Джеймс Вудс в черной кожаной куртке и облегающих джинсах взял в руки нечто вроде арбалета и прицелился в вампира. Но вампир оказался проворнее. Он протащил его по комнате, колошматя почем зря, словно весу в том было не больше, чем в комаре, а потом в комнату ворвался другой парень и выпустил в вампира очередь из автомата. И хотя вампир был неуязвим, все они благополучно проскочили мимо него, словно он внезапно потерял зрение.
— Это брат Болдуин? — спросила Селеста. Она сидела на диванном валике, там, где он смыкается со спинкой; откинув голову, она прислонилась к стене.
— Наверное.
— Который из них?
— Не знаю. Я не уследил.
Селеста смотрела, как они мечутся по номеру в мотеле, усеянному трупами уж чересчур, на ее взгляд, густо для столь малого пространства, а Дейв заметил:
— Господи, придется Ватикану