Не успела она написать и двух фраз, как ночь за окном осветилась ослепительной молнией, столь яркой, что невольно мелькнула мысль о ядерной войне. Раскат грома заставил дом содрогнуться от фундамента до крыши, как если бы в него ударили чугунной чушкой для сноса построек. Испуганная Лора вскочила на ноги, забыв закрепить текст в памяти компьютера. Еще одна молния рассекла ночь, превратив окна в светящиеся телевизионные экраны, а последовавший удар грома был еще сильнее предыдущего.
- Мама!
Лора обернулась и увидела в дверях Криса.
- Все в порядке, - успокоила она. Он подбежал к ней. Она села на стул и взяла его к себе на колени. - Все в порядке. Не надо бояться, дорогой.
- А дождя нет, - заметил Крис. - Почему такой гром, а дождя нет?
За окном с минуту невиданно яркие молнии чередовались с раскатами грома, потом все смолкло. Сила стихии была столь велика, что Лора вообразила, что, выйди она сейчас из дома, она обнаружит на земле обломки небосвода.
Через пять минут после того, как он покинул поляну, Штефан остановился отдохнуть, прислонившись к толстому стволу сосны, ветви которой начинались у него прямо над головой. Он обливался потом от боли и одновременно дрожал от пронизывающего январского холода; он еле держался на ногах, но боялся сесть и погрузиться в бесконечный сон. Под нависшими ветвями громадной сосны он чувствовал себя в объятиях смерти, из которых никогда не вырваться.

* * *

Прежде чем уложить Криса в постель, Лора угостила его мороженым с кокосовым орехом и миндалем. Они ели на кухне, и ей показалось, что мальчик немного повеселел. Возможно, это удивительное и непонятное явление природы, завершившее день печальной годовщины, развеяло его мрачные мысли и заставило задуматься о других вещах. Крис без конца говорил о старом фильме, который он видел на прошлой неделе, где молния проникла в лабораторию доктора Франкенштейна по бечевке воздушного змея; о молнии, которая напугала Дональда Дака в мультике Диснея; о грозовой ночи в фильме "Сто один далматский дог", когда щенки пережили страшную опасность.
Когда Лора уложила его в постель, поцеловала на ночь и он уже засыпал, мрачное выражение, не сходившее с его лица целый день, наконец исчезло и сменилось слабой улыбкой. Он мгновенно уснул, а она все сидела у его кровати, хотя он больше не нуждался в ее защите и поддержке. Просто ей хотелось побыть рядом с ним.
Она вернулась к себе в кабинет в девять пятнадцать и, прежде чем сесть за компьютер, остановилась у окна и посмотрела на покрытую снегом лужайку перед домом, на черную ленту дороги, которая вела к шоссе, на беззвездное темное небо. Что-то в этом буйстве стихии глубоко обеспокоило ее: нет, не то что молнии были несезонным явлением, и не страшная мощь, которая в них таилась, но то, что эта необычная, почти сверхъестественная сила была каким-то образом ей знакома. Она уже видела подобное проявление небесных сил, но не могла припомнить когда и где. Это было странное чувство, и она не могла от него избавиться.
Она вошла к себе в спальню, где в стенном шкафу находился контрольный пульт охранной сигнализации, и проверила, включена ли система на всех окнах и дверях. Из-под кровати Лора вытащила "узи" с удлиненным магазином, в котором было четыре сотни новых, сделанных из легкого сплава патронов. Она отнесла "узи" к себе в кабинет и положила на стол рядом со стулом. Она уже приготовилась сесть за работу, когда, напугав ее, молния вновь пронзила небо, а раскат грома заставил вздрогнуть. Еще одна молния, и еще одна, а за ней другая озаряли окна, словно за ними безумствовала злобная толпа бесовского карнавала.
Небеса сотрясали вспыхивающие разряды, и Лора поспешила в комнату сына, чтобы его успокоить. К ее удивлению, хотя молнии и гром были куда сильнее прежнего, Крис продолжал спокойно спать; возможно, ему снился сон, где такой же грохот пугал Дональда Дака в одном из его приключений в грозовую ночь.
И опить ни капли дождя.
Так же внезапно, как и прежде, все стихло, но Лора не могла освободиться от чувства беспокойства.

* * *

Странные неясные тени возникали перед ним в темноте, непонятные существа мелькали между деревьями и следили за ним исподтишка, от беспокоили, пугали Штефана, но он знал, что они вымысел, плод его расстроенного воображения, его слабеющего сознания. Он брел вперед, несмотря