первым читателем романа. В тот день, а это была пятница, он рано ушел с работы и приступил к чтению в час дня сначала в своем кресле в гостиной, затем переместился в спальню, где проспал всего четыре часа, и к десяти часам субботнего утра вернулся в свое кресло в гостиной, уже прочитав две трети рукописи. Он не хотел говорить о книге ни единого слова.
- Подожди, когда я закончу. Не стоит тебе раньше времени раздумывать над моими замечаниями, спорить, пока у меня нет о ней полного представления, да и мне это невыгодно, потому что ты наверняка раскроешь мне какую-нибудь сюжетную линию.
Она без конца заглядывала в комнату, чтобы посмотреть, как он себя ведет: хмурится, улыбается или остается бесстрастным, а когда он выражал свои чувства, она волновалась, что у него не та реакция на события в книге. К десяти тридцати в субботу она не могла больше оставаться в квартире и отправилась в поход по книжным магазинам, пообедала в ресторане, хотя не была голодна, потом долго изучала витрины, съела замороженный йогурт в вафельном рожке, побродила по магазинам, купила плитку шоколада и съела половину. "Шейн, - сказала она себе, - шла бы ты домой, а то к ужину будешь толще Орсона Уэллса".
Когда она ставила машину в гараже, она заметила, что машина Дании отсутствует. Она открыла дверь квартиры, позвала его по имени, но не получила ответа.
Рукопись романа лежала в кухне на столе. Она поискала записку. Записки не было.
- Боже мой, - сказала она.
Книга никуда не годится. Это барахло. Ее только на помойку. Это дерьмо собачье. Бедный Данни отправился куда-нибудь выпить пива, чтобы собраться с духом и посоветовать ей сменить профессию, пока она еще молода, переквалифицироваться, к примеру, в водопроводчика.
Тошнота подступила к горлу. Она поспешила в ванную комнату, но тошнота прошла. Она сполоснула лицо холодной водой.
Значит, книга точно дерьмо собачье.
Придется с этим примириться. Она считала, что "Седрах" совсем неплох, намного лучше "Ночей Иерихона", но, видимо, она ошибалась. Что ж, она напишет еще один роман.
Она пошла на кухню и открыла бутылку пива. Она не успела сделать и двух глотков, как в квартиру вошел Дании с большой красивой коробкой в руках. Он торжественно поставил коробку на стол рядом с рукописью и обратился к Лоре:
- Это для тебя.
Не обращая внимания на коробку, Лора потребовала:
- Сначала твое мнение.
- Сначала открой подарок.
- Господи, неужели книга такая плохая? И ты хочешь смягчить удар с помощью подарка? Скажи мне прямо. Я не боюсь. Постой! Дай я сяду. - Она взяла стул и села. - Ну, давай, не жалей, я стойкая.
- Ты любишь все драматизировать, Лора.
- Что ты хочешь сказать? Что это не роман, а мелодрама?
- Я не о книге. Я о тебе. И не вообще, а сейчас. Может, ты перестанешь изображать непризнанный талант и откроешь подарок?
- Ладно, ладно, если ты настаиваешь и не хочешь говорить, я открою этот проклятый подарок.
Лора поставила коробку на колени - подарок оказался тяжелым - и развязала ленту; Дании сел напротив и наблюдал за ее действиями.
Судя по упаковке, это было куплено в дорогом магазине, и тем не менее Лора не ожидала такого сюрприза: внутри лежала большая красивая ваза Лалик; она была из прозрачного стекла, за исключением двух ручек, наполовину зеленых, наполовину бесцветных матовых, изображавших жаб, по две с каждой стороны.
Лора не могла сдержать восхищения:
- Дании, я никогда не видела ничего подобного! Какая красота.
- Значит, тебе нравится?
- Представляю, сколько это стоит!
- Три тысячи.
- Дании, это нам не по карману. Мы не можем себе это позволить.
- Нет, можем.
- Нет-нет, ни в коем случае. Только потому, что я написала никудышный роман, а ты хочешь поднять мне настроение...
- Ты написала прекрасную книгу. Я ставлю ей высшую оценку. Четыре жабы за высшее достижение. Мы можем позволить себе эту вазу именно потому, что ты написала "Седрах". Это удивительная книга, Лора, куда лучше, чем предыдущая, в ней вся твоя душа. Это твое зеркало, разве она может быть плохой.
От радости Лора бросилась к нему на шею, чуть не уронив вазу в три тысячи долларов.

5

Дорогу теперь покрывал слой свежевыпавшего снега. У машины было четыре ведущих колеса, а на них цепи, поэтому Штефан ехал с хорошей скоростью, несмотря на непогоду.
И тем не менее он опаздывал.
Он рассчитал, что ресторан,