охранников своей фирмы, которые все это время стояли перед дверью. — Мартин останется здесь. Если вам понадобится что-нибудь срочно передать мне, он без проблем найдет меня в таком маленьком городишке.
Пангалос взглянул на Робби и противно хмыкнул.
— Я вам советую самому найти скромнику Робби какую-нибудь местную бимбо, а то сам он, боюсь...
— Боюсь, что в следующий раз, когда вы будете дразнить Робби, меня между вами не окажется, — перебил грека Спарроухоук.
Пангалос, нахмурившись, стал грызть ноготь большого пальца. Возможно, он понял, что зашел слишком далеко.
Спарроухоук подошел к Робби и успокоил его. А это было сделать непросто. Ремарка относительно того, что Робби робок с женщинами, затронула слишком напряженные струны глубоко внутри него. Это вывело его из себя. Сальная шуточка едва не стоила Пангалосу жизни. Грек об этом даже и не подозревал, а то, конечно, промолчал бы.
Гнев Робби мог действительно быть убийственным.
Он был признанным специалистом по таэквандо, окинавате, кунгфу и шотокану. Он владел искусством боя на ножах и бо-джитсу (бой на палках). Он познакомился со Спарроухоуком в Сайгоне, где Робби служил в частях спецназа «МВС» (SEAL), "Море-Воздух-Суша), а Спарроухоук работал на ЦРУ. Впрочем, оба уже тогда работали на мафию, которая каким-то образом умудрилась извлекать большие доходы из войны во Вьетнаме. В «Менеджмент Системс Консалтантс» Робби работал телохранителем-охранником, использовался в качестве курьера, перевозящего наличные и важные бумаги. Спарроухоук платил ему также за то, что Робби тренировал в боевых искусствах штат компании. Спарроухоук гордился тем, что его подопечный выходил победителем из крупнейших турниров по карате. Именно на этих турнирах Робби приобрел известность в определенных кругах.
У Спарроухоука был всего один ребенок, — дочь, — и он часто рассматривал Робби, как своего сына. Молодой человек отвечал своему боссу уважением и называл Спарроухоука не иначе, как «майором».
В Сайгоне, когда Поль-младший и Спарроухоук только задумывали создание «Менеджмент Системс Консалтантс», майор сразу заявил о том, что требует включить в общий план и Робби. Это был не только и не столько благородный жест по отношению к собрату по оружию. Дело в том, что контракт сулил быть настолько выгодным и обеспечивал такую большую свободу маневра его участников, что Спарроухоук никак не мог исключать возможности предательства со стороны своих итальянских компаньонов. На такой случай опытный каратист и решительный спецназовец очень сгодился бы...

* * *

Спарроухоук внезапно встревожился. Он почувствовал, что на том конце провода, — то есть в Нью-Йорке, — творится что-то не то.
Ответить ему должен был сам Поль Молиз. Вместо этого Спарроухоук услышал другой голос. Человек на том конце провода говорил с насмешливым почтением и, казалось, еле удерживался от того, чтобы расхохотаться прямо в трубку.
Что такое, черт возьми?!..
Как и было у них установлено, он пользовался обыкновенным телефонным автоматом в Джорджтауне. И звонил в самый обычный телефонный автомат в Манхэттене. Это был самый надежный способ избежать прослушивания.
И вот — пожалуйста!
Голос, который поприветствовал Спарроухоука, принадлежал человеку, которому, похоже, было известно, что Тревор звонит из другой страны.
— Поли говорит, что уверен в том, что ты там провернул хорошую работенку. Он просил тебе передать, чтобы ты сообщил все через меня. Всю информацию.
Всю информацию...
Она заключалась в двух частях.
Во-первых, восемь миллионов Молизов, которые канули в кайманский банк, как в Лету, — проследить за ними уже невозможно никакому ревизору, никакой комиссии, — вернутся в Америку через три дня в виде займов предприятиям, находящимся под контролем Молизов. По процентным выплатам по этим займам Молизу будет предоставлена значительная налоговая скидка.
Во-вторых, пятнадцать минут назад Спарроухоук сделал еще один телефонный звонок и передал распоряжение, — только не своим «Менеджмент Системс», — о совершении в ближайшие сорок восемь часов одного заказного убийства, нужного клану Молизов.
Посеребренный сединой англичанин прижимал к уху телефонную трубку, сильно затягивался овальной турецкой сигаретой и задумчиво смотрел на «Гордость Бирмы», чьи пурпурные и золотистые цветки делали ее одной из самых красивейших пород