он стал делать то же самое только уже быстрее. Постепенно темп наращивался. Делая упражнения в четвертый раз, он стал каждое свое движение сопровождать кияи, боевым криком. Достигнув наивысшей скорости выполнения всего комплекса ката, он повторил его дважды, неустанно продолжая «вышибать» лишние секунды и доли секунд из своих движений. Кияи звучал все громче и громче. Деккер отдавал упражнениям все больше и больше самого себя, своего сознания и духа. Удар, блок, контрудар. Удар, блок, контрудар...
Закончив с этим, он потянулся, расслабился, а уже через полминуты начал выполнение базовых ударов ногами. Перед собой, вбок, назад, с разворота. Каждый раз он начинал медленно, но повторял удар со все возрастающей скоростью, ритмом, динамичностью.
Наконец, от напряжения на нем уже затрещал ги, и на пол закапал пот.
За окнами взошло солнце. Оно наполнило доджо длинными лучами света, отбросило по углам причудливые тени, а на пол упало золотыми, квадратными пятнами. Деккер, согретый, целеустремленный, «посвященный», почувствовал на своем разгоряченном теле ласкающие прикосновения светила, окутался этим теплым туманом и продолжал тренировку.
Он подошел к зеркальной стене, которая была справа от входа. Вместо техники ударов кулаками и ребрами ладоней, сегодня он практиковался в эмпи, локтевых ударах. Атаковал вперед, вверх, в стороны от себя, назад. Левый локоть, затем правый. Удары совершались из различных стоек и в различных вариантах.
Теперь против него боролся еще один враг, помимо «теневого». Этот второй враг был внутри него. Это была усталость, голод, желание бросить упражнения. Но он знал, что одолеет и этого врага, как одолевал его раньше.
Глянув в зеркало, он подивился красоте своих движений. Они были ритмичными, четкими, отточенными от начала до концовки. Руки его и ноги двигались словно по каким-то причудливым желобкам, находя чистый и эффективный путь в невидимом лабиринте. Он все больше и больше погружался в состояние боевого экстаза, отдавал своим ударам не только силу мышц, но и все свое сознание, весь свой дух... Пока пот не потек со лба ручьями и не ослепил его, пока руки не заныли от перенапряжения, а в поврежденном колене не появилась тревожная пульсация.
Когда особый внутренний голос, который пробуждался к жизни исключительно в доджо, сказал ему, что он уже больше не может, Деккер остановился.
В течение нескольких минут он расслабленно гулял по доджо, остывая от горячки упражнений, восстанавливая зарвавшееся дыхание, чувствуя удовлетворяющую его ломоту в натруженных мышцах и позволяя своему сознанию вернуться к ощущению реального мира.
Тут зазвонил телефон.
Деккера словно ударили молотком по затылку. Он резко остановился. Даже если бы в зале вместо звонка раздался орудийный залп, и то это не так бы встряхнуло его.
Телефон продолжал звонить, не успокаиваясь. Деккер смотрел в ту сторону, откуда раздавались эти настойчивые, раздражающие звуки, и думал. Никто и никогда не звонил ему сюда. Даже из департамента. Даже в экстренных случаях.
Разозленный Деккер решительно направился за загородку, где было два письменных стола, ящики для бумаг и папок, значки, спортивные призы, фотографии и доски объявлений.
Деккер никому не разрешал звонить ему сюда.
Звонок все не умолкал. Он резко взял трубку.
— Да?
— Надеюсь, не помешал?
Ле Клер! Мать его...
Грудь Деккера вздымалась. Он не мог сейчас положиться на свой голос. Возмущение и гнев душили его. Закрыв глаза и с трудом взяв себя в руки, он наконец ответил глухо:
— Я уже заканчивал.
— Слава богу. Значит, совесть моя чиста. Насколько я понял, ваше доджо — это святое место. Как-то неловко отрывать человека разговорами, когда он обращается к Всевышнему. Ну, ладно... У меня к вам, сержант, есть пара новостей, которые нужно обсудить. Что скажете?
— Ле Клер, сегодня утром меня ждут в суде. Мы собираемся выдвинуть новое обвинение против того сутенера, который напал на зятя Канаи. Теперь уже речь идет не о простом нападении, а об убийстве. Я обязан участвовать в предварительном судебном разбирательстве, поскольку я именно тот человек, который производил его арест.
— Да, я слышал о господине Тада. Печальный случай. Соболезную его родным. Также как и семье Алана Бакстеда. Вам говорит что-нибудь это имя?
Деккер развязал свой черный пояс и повесил его на плечо.
— Канаи