и развернулся. В результате они проскочили друг мимо друга. Кэлли тут же что есть силы ударил Эллиота сомкнутыми пальцами и сломал ему нос. Кровь струей хлынула по подбородку Эллиота, и он отступил назад в надежде на секундную передышку. Через плечо Эллиота Кэлли увидел, как Голдман крутит снаружи ручку стеклянной двери. Туда уже двинулся Шмидт, намереваясь открыть запор.
А Кэлли шел прямо на Эллиота, но в самый последний момент отступил в сторону, сделав даже почти прыжок назад. Шагнул вбок и Эллиот, ища возможности нанести встречный удар. А Шмидт внезапно оказался в пространстве между ними, протягивая руку к запору. Кэлли замахнулся на него, приподнимаясь для удара на носки. Его кулак воткнулся прямо в горло Шмидта, как молоток в тесто. Шмидт сделал короткий шаг назад, потом его ноги разъехались, словно кто-то потянул их за веревочки, и он упал. Его лицо пробило стеклянную дверь у самого пола и вывалилось наружу, нарисовав на ботинках Голдмана кровавые узоры.
Эллиот сделал шаг вперед и остановился. Чтобы добраться до Кэлли, ему пришлось бы переступить через Шмидта. А снаружи Голдман смотрел вниз, на Шмидта, словно бы стоя на краю отвесной скалы и вглядываясь в пропасть. Эллиот ладонью стер кровь со своего лица и закашлялся.
Кэлли двинулся к двери, не сводя глаз с Эллиота. Пятясь спиной к прихожей, а потом к входной двери, он следил за ними сквозь дверной проем. Они не двигались с места, и мужчина в комнате, и мужчина во дворе. Оба смотрели вниз, на Шмидта. А Кэлли открыл входную дверь и пошел прочь. Мужчины стояли в тех же позах, но теперь они смотрели друг на друга.
Ранний вечер, ромб солнечного света, тающий на стене, мелодия скрипичного концерта Брамса, набирающая темп, острая, бодрящая свежесть джина, омывавшего ее язык... Элен развлекалась, воображая, будто ее жизнь всегда была такой. Вот сейчас сюда войдет мужчина с самыми обычными, не осложняющими жизнь новостями этого дня, кто-нибудь самый обыкновенный, скажем физик-ядерщик или нейрохирург. Он скажет что-нибудь вроде: «Тяжелая была операция на мозжечке, дорогая. Кстати, мне звонили из Нобелевского комитета».
Когда приехал Кэлли, она курила запретную сигарету. Он налил себе джина, отхлебнул его, потом добавил льда и тоника, как бы вспомнив об этом с опозданием. Его левый глаз был полуприкрыт большим синим кровоподтеком. Поперек скулы тянулась узкая линия, почему-то совсем без крови, даже там, где кожа была рассечена. Другая отметка Эллиота красовалась ссадиной на лбу, чуть ниже линии волос. Элен взглянула на него и громко рассмеялась, но уголки ее рта скептически скривились.
– Что ж, – сказала она, – это выглядит знакомым.
Кэлли подумал, что он, должно быть, убил Шмидта. Да, он, видимо, умер. А Элен сходила в ванную и вернулась с антисептиком и ватой.
– Сегодня у меня день для такого рода занятий. Медсестра Блейк помогает еще одному пациенту. Заботиться о ближнем – значит служить обществу.
Впрочем, и ее ноги были покрыты бледно-желтыми пятнами йода. Кэлли поднял голову и под ее рукой хлебнул еще джина.
– Куда она ушла? – спросил он.
– Бог ее знает. Ее беспокоит только, как бы ей смыться. Идея неплохая, судя по состоянию твоей физиономии. У тебя все цело?
– Думаю, что скула треснула.
– Ох! – Рука Элен отдернулась и снова вернулась, но уже более нежная, чем раньше.
– Да она сама заживет, было бы время.
– А что для этого надо делать?
– Улыбаться немного пореже.
Она подождала, что он расскажет, в чем дело, но Кэлли молчал, прихлебывая джин и полуотвернув поврежденную сторону лица. Спустя несколько минут она решила все-таки выведать у него, что же произошло.
– Убийства прекратились, – сказала она.
Это были старые новости, но они с тех пор еще не видели друг друга.
– Возможно, – заметил Кэлли. – Слишком рано это говорить.
– Покушение в прошлую субботу – его первая неудача, да?
– Насколько нам известно.
– И с тех пор ничего. – Она закрыла антисептик колпачком, потом прошлась по кухне и выбросила грязную вату в мусорное ведро. – А теперь еще вот это... – сказала она, намекая на Никола Хэммонд и...
– А почему ты пошла? – спросил он, не реагируя на намек.
– Что? – удивилась она, внося свежий поддон со льдом. Его кубики потрескивали, когда она опускала их в напитки.
– Ну, пошла повидать эту Хэммонд.
– Видишь ли, тебя ведь найти не легче, чем совесть