было одинаково, – сказала Элен.
Она стояла у постели и расстегивала блузку. Кэлли, уже раздевшийся, растянулся на одеяле. Он повернулся, чтобы взять с ночного столика две рюмки с вином, которые принес с обеденного стола. Элен подождала минут пять, сама не зная чего, а потом пошла за ним в спальню. Швырнув блузку на стул, она взяла протянутую Кэлли рюмку, отхлебнула немного и поставила ее на столик. Потом расстегнула молнию на юбке, тут же упавшей на пол, и сказала:
– Что бы ни случалось, перед этим я всегда отступаю.
– Что означает...
– Что означает совсем немного.
– Я никогда не думал, что, трахая тебя, можно добиться твоего возвращения.
– Трахать – не очень удачное слово. – Элен щелкнула застежкой бюстгальтера, стряхнула его с себя и отхлебнула еще вина.
– Отчего же? – спросил Кэлли. – А ты всегда будешь отступать перед этим?
– Ты знаешь, как это надо делать. Всегда знал.
– Столько лет упорной практики, – вздохнул Кэлли и ухмыльнулся. – Исключение из правила.
– Что еще за правило?
– Долгая близость порождает пренебрежение.
– Ну, я надеюсь, что этот вид близости вряд ли породит что-либо.
Она уже разделась и теперь на коленях стояла на кровати, все еще держа в руке рюмку. Забрав ее, Кэлли нежно куснул Элен чуть-чуть пониже груди, потом укусил плоский живот, изгиб ее бедра... Потом, поглаживая, стал раздвигать ее бедра, и Элен лизнула его лицо. Чуть погодя, он услышал напряженный посвист дыхания в ее горле, тяжелый вздох, легкий стон...
– Да, там... – прошептала она, – вот там-там... вот так.

* * *

Темные места. Голос, оторванный от тела, голос мертвой девушки. «Там, да-да, там, вот так...» Прикосновения Элен спускались все ниже и ниже по его груди, ногти впивались в его тело почти болезненно. Кэлли целовал ее лицо, потом опустил голову, поднимая навстречу руками ее бедра, и вот его язык уже погрузился в них.
«Там, да-да, там...» Он не понимал точно, говорила ли это Элен или нет, но ноги ее послушно раздвинулись. Темные места. Он чувствовал ее дрожь, толчки, идущие из самой глубины. Что это она такое ему тогда говорила? «Любимая тобой таинственность. Этакий любимый вкус и запах».
Пальцы Элен блуждали в его волосах. Она втягивала его на свое тело, целуя его в губы, и он плавно соскользнул в нее. Кэлли думал о заброшенном районе и о разрушенной стене. Он думал об оконном проеме с видом на брезентовые ограждения. Там был этот жар, эта неистовость, подобная незажившему пятну от ожога. Теперь он знал, что это все ему напоминало.
Это напоминало ему самого себя.

Глава 21

Было субботнее утро, и жители пригорода занимались привычными, излюбленными делами. Было слышно стрекотание газонокосилок, шланги змейками тянулись к автомобилям, припаркованным у обочин, дымок от костров застревал в ветвях фруктовых деревьев. Этот дом ужасал соседей: опущенные жалюзи на окнах, заброшенные грядки, странная улыбка и кивок головы в ответ на приветствия.
Открыв входную дверь, Энджи Росс увидела слепящее солнце. Она подняла руку, прикрывая от света глаза, и перед ней возникло лицо Мартина Джексона, смотревшего на нее как бы прямо из центра солнечного круга. Он сказал: «Энджи», и она отошла в сторону, пропуская его и не говоря ни слова. Потом она двинулась следом за ним на кухню, словно не она, а он сам указывал ей путь. Мартин сел на табурет у кухонного буфета, а Энджи стала готовить кофе.
– Давненько не виделись, – сказал он. – Несколько лет.
– А Эрика нет дома, – бросила Энджи, доставая чашки и блюдца.
Джексон всегда раздражал ее. Она мельком взглянула на его красное обрюзгшее лицо, на светлые волосы, припорошенные сединой. Джексон сидел неподвижно, его большие ладони лежали на коленях, одна поверх другой.
– Я знаю, – ответил он.
– Да? – помолчав, сказала Энджи, наклоняя кофейник над чашкой.
– А где ребятишки? – спросил Джексон. – Их теперь двое, да?
– Купаются, – ответила Энджи. – Тут, по соседству... – Она наполнила чашку и протянула ему. – Если ты знаешь, что его...
– Был телефонный звонок, – перебил ее Джексон. – Вчера. Эрик звонил. Мне показалось, что он хотел поговорить со мной. А потом он повесил трубку. Спустя полчаса он позвонил снова. Голос у него был очень расстроенным.
Энджи села, налила чашку и себе, но пить не стала.
– А что он сказал? – спросила она.
– Да почти ничего. – Джексон наблюдал, как