Было ли все для него таким же, когда он убивал тех людей?» Росс сел на парапет в том единственно возможном месте, которое позволяло сделать надежный выстрел по автостоянке. Ему пришлось вытянуть ноги перед собой, и прицел мог удобно двигаться только вправо. В своем воображении Росс населил пустое пространство людьми, нагрузив их пакетами, покупками, верхней одеждой, детскими колясками... Ночной ветер охлаждал жар на его щеках и, казалось, придавал ему душевной энергии. Он закрыл глаза и полетел прочь с башни, темным призраком в ночном небе, возвращаясь в созвездие огней, взволнованный шумом своих крыльев, спускавших его вниз.
Он пытался понять, спал ли он: сон был таким отчетливым. «Мартин, – подумал он, – ты приближаешься ко мне. Ты знал, что так будет». Он свесил ноги вниз и посмотрел назад, в сторону рощицы. Внезапно он почувствовал себя здесь, на этих зубчатых стенах, совершенно беззащитным – ясно видимая человеческая фигурка на фоне строгой геометрии камня. Он резко присел и собрал винтовку, прежде чем открыть люк. Потом он зажег целую горсть спичек, подержав их так мгновение, чтобы склеилась сера, и швырнул эту маленькую ракету вниз, в колодец башни. Ничего. Он двинулся вниз так же, как это делал Джексон, подпирая спиной стену. У двери он приостановился, чтобы прислушаться. И снова ничего.
Он появился из дверей, низко согнувшись, и сразу же откатился влево прочь от склона и в прикрытие, которое создавала сама башня. Там он полежал спокойно. Сумка с винтовкой мешала ему. Он сел на корточки и вытащил свой ремень из двух петелек, пропустил его через ручку сумки, а потом снова застегнул пряжку. Когда он приподнялся, сумка неуклюже раскачивалась у его бедра, но зато руки были свободны. Он поднялся по склону неспешной пробежкой, постоянно оглядывая все вокруг и срезая большой угол поперек травы. Он направлялся к той стороне рощицы, которая лежала дальше всего от прямого пути к башне.
«Я ведь прав, Мартин, не так ли?» По деревьям пронесся порыв ветра и замер в листьях, словно в какой-то комнате вдруг разом наступило молчание. Внезапная тишина напомнила Россу о баре поблизости от Берлинской стены в Западном Берлине, где все вдруг замолчали, когда Мартин Джексон выступил вперед. Это случилось на полпути их поездки с заданием по Рейну. Он понимал, что девушка была шлюшкой, и она, должно быть, рассчитывала на то, чтобы не упустить своих шансов, как и остальные. Ее подцепили три французских солдата, но теперь она им уже надоела. Возможно, слишком напились, а может, они уже сворачивали куда-то по пути в этот бар. В какой-то момент они расхохотались, а в следующий она пронзительно завизжала. Они то ли не заплатили ей, то ли заплатили недостаточно. Солдаты все еще хохотали. Один из них замахнулся на нее рукой, скорее не в раздражении, а просто прогоняя прочь. Она приняла это за удар и тут же ударила в ответ, скользнув ребром ладони по его брови.
Хохот прекратился. Малый, которого она ударила, развернул ее за плечи и ударом сапога послал к двери, заехав каблуком ей прямо в поясницу. Она рухнула на какой-то стол, сбив с него все стаканы. По идее она должна была бы тут же уйти из бара. Должна была бы, но она этого не сделала. Вопреки логике, поступая глупо, она повернулась и, размахивая руками, бросилась на ближайшего к ней солдата. Тот быстро увернулся, сгреб ее за руку и что есть силы влепил ей пощечину, а потом отшвырнул следующему, который, повторив то же самое, передал ее дальше. Вот тогда-то они и начали хохотать снова.
Девушка крутилась и крутилась по этому кружку из трех мужчин, не прекращая движения и получая все новые затрещины. И тут же ее передавали дальше. Ее голова моталась из стороны в сторону при каждом ударе, глаза закрывались. Движения ее тела были неуклюжи от скорости и ужаса, охватившего ее, брызги крови, взлетая, падали на ее блузку, руки и волосы. Бар грохотал от голосов: протестующих, встревоженных, взволнованных, поощрительных... Крик Джексона взлетел над всем этим, и в помещении стало вдруг тихо, когда он выступил вперед. Солдаты приостановились, наблюдая за его приближением, ближайший из них держал девушку одной рукой, как ребенок держит тряпичную куклу. Джексон стоял перед ними, молчаливый, с кривой, почти извиняющейся улыбкой на лице.
Казалось, это было еще вчера или в жизни какого-то другого человека.