из бомбейских портов местные чиновники просто не в состоянии за всем уследить. Фокус состоит в том, чтобы представить потенциальному западному покупателю предметы, спрятанные в потайном отделении, как неожиданную находку.
– Ну, вы должны принять во внимание, что я все это знаю только понаслышке, – закончил свои разъяснения Шреник. – Для более подробных и точных разъяснений вам лучше обратиться к этому человеку, – он записал имя и адрес на клочке бумаги, – в старом португальском квартале. Он обязательно вам поможет.

* * *

И вновь возникло впечатление, что небо стало приближаться к земле, его тяжесть отражалась в глазах прохожих. Человек колотил обмотанной культей по стеклу рядом с Томасом.
– Поехали быстрее, Томас, – сказала я.
– Не позволяйте этим людям докучать вам, мадам. Мне в голову пришло обращение Калибана из прозаической поэмы мистера Одена «Море и зеркало». Вы знаете, она ведь очень индийская по духу. Случилось так, что я выучил часть текста наизусть по библиотечной книге.
Мы остановились на красный свет, и Томас начал декламировать так, словно перед ним была громадная аудитория:
– «Не дело здесь сидеть нам, чистым и уютным...»
– Уютным? – Я перебила его, удивившись необычному выбору слова. – Вы уверены, что Оден употребил слово «уютным»?
– "...чистым и уютным, – продолжил он, не обратив внимания на мое недоумение, – наполнив животы, заняв почетнейшее место из тех, что может предложить нам этот дом, как если бы мы были в этом мире одни..." Я цитирую по памяти, мадам, но ведь как все здесь к месту, «...и не было других, кого пожрала буря или кому чужие берега ответили холодным небреженьем и враждой – не так, как нам; других, чьи тропы и пути болезнь и голод сделали кривыми».
– Томас, зеленый свет.
Одним глазом следя за дорогой, он продолжал читать:
– «...других, кто изуродован заразой или побежден восставшим и изменившим духу телом...»
При этих словах Томас громко пукнул.
– Простите, мадам. У меня слабый желудок. Ну вот, испортил все поэтическое настроение.
– Напротив, Томас. У вас получилась очень яркая иллюстрация к строкам Одена.

9

По словам Шреника, этот дом назывался Слоновым Домом из-за барельефов на воротных столбах. Он был похож на многие здешние городские дома богатых торговцев, и благодаря тонкой резьбе и трем ярусам широкой нависающей крыши он очень напоминал китайскую пагоду со срезанным верхом. Над крышей здания возвышалось несколько высоких пальм, что сохранились с того времени, когда здесь из них получали пальмовый сок. Что же касается рыбацкой деревни Мачча-грама, от которой произошло название этого старинного португальского квартала – Мазагаон, от нее не осталось и следа.
Не слишком презентабельно выглядел и перекупщик. Он сидел, скрестив ноги и расстегнув рубашку на груди, на циновке, тучный и оплывший. Над нами вокруг единственной сорокаваттной лампочки жужжали мухи. Время от времени наиболее отважное из насекомых приближалось к нам, кончик языка перекупщика появлялся между толстых губ, делая его похожим на лягушку, приготовившуюся схватить жертву, он поднимал свою мухобойку, и – шлеп! – еще одно крошечное мертвое тельце валяется на полу. Всякий раз, когда он наносил удар, я подпрыгивала от неожиданности.
Шреник предупредил меня, что прежде, чем мы перейдем непосредственно к делу, придется пройти определенный ритуал, но я не предполагала, что это будет нечто настолько первобытное.
Слуга открыл шкаф в старинном португальском стиле, единственный предмет мебели в комнате, за исключением жестяной коробки, стоявшей между нашими двумя циновками, и извлек оттуда несколько мешочков из выцветшей красной ткани. Я сделала глоток чая из прозрачной китайской чашечки и развязала первый мешочек. Внутри находились эротические миниатюры, демонстрировавшие характерное для дешевых местных поделок преувеличенное внимание к деталям.
– Не стоит пенисы изображать столь яркой гуашью, – заметила я. – И у женщин волосы на лобке слишком четко выписаны. И все же не так уж и плохо. – Я взглянула прямо в глаза своему экзаменатору. – Для копий.
Перекупщик ничего не ответил, но глаза его сузились.
Следующий мешочек оказался более многообещающим. Первая работа – изображение девушки с глазами газели, созерцающей муссонные облака из дворцового окна, развалилась на четыре кусочка, как только я взяла