ее с какой-то более устойчивой реальностью, нежели та, в которой жила она сама. Она называла это моим наследством, что было не так уж далеко от истины. Я находила множество листков бумаги, прикрепленных к холодильнику с помощью магнитов в форме овощей, с какими-то непонятными стихотворными цитатами. Магниты когда-то принадлежали бабушке, все эти пластиковые морковки, репы, картофелины, символизировавшие для матери ее корни.
Дождь немного поутих, и снова стали видны отдельные его капли. Потом и их стук затих, и воцарилась мягкая тишина, лишь изредка нарушаемая звуком падающих капель. Ночь, словно плотный мех, опустилась на город. Я прекрасно все это помнила из детства. Муссонный ливень редко длится больше часа или двух. Потом облака рассеиваются, открывая безоблачно ясное небо. И вместе с этим в вас возникает ощущение предчувствия чего-то. Я видела, как над нами возникла громадная дыра в тучах, клубящаяся желтоватая каверна между барочными краями сгустившихся облаков.
– Здесь никого нет, мисс. Только вон та машина дальше по улице и мы. Ваш знакомый не пришел.
Я бросила взгляд через плечо. Белый «мерс». Паутина трещин на лобовом стекле со стороны водительского места. Очевидное на этот раз доходило до моего понимания непростительно долго. Я думала о Пиддингтоне, предупреждавшем моряков о существовании одновременных циклонов, которые часто следуют параллельными путями или движутся под таким углом по отношению друг к другу, что два урагана неизбежно должны встретиться. При их столкновении энергия и сила хаоса, заключенные внутри каждого из них, не удваиваются, а возрастают по экспоненте. Они множатся как лягушки.
Я вылезла из машины и стала перебегать дорогу, рискуя поскользнуться и упасть. Стучаться в дверь отдела реквизита не было нужды: она уже была открыта. Охранник спал глубоким сном, опустившись на стол, и, естественно, не заметил моего прихода. Я грубо потрясла его за плечо, и голова его вдруг бессильно соскользнула с рук: с одной стороны на его лице виднелся темно-красный след от удара. Я колебалась, разрываемая между требованиями здравого смысла и необходимостью защитить фигуру, чьи уродливые восковые черты хранили ключ к единственной надежной улике. Я вновь перебежала дорогу к машине.
– Томас, вызывайте полицию.
– Пожалуйста, мисс, подождите здесь, если там действительно произошло что-то серьезное. Телефоны полиции могут не работать после такого ливня.
– У нас нет времени. Роби уже может находиться внутри здания.
– Я пойду с вами. – Хрупкий смуглый мужчина на шесть дюймов ниже меня ростом, у которого голова набита поэзией и кино.
– Нет, Томас. Если я не вернусь через десять минут и полиция не появится, тебе придется поехать в участок и доставить их сюда.
– Но зачем вы туда пойдете? Этот Роби, он же не член вашей семьи.
Я вылезла из машины и в третий раз перебежала дорогу.

17

Когда я открыла дверь из проходной в главные помещения Центрального отдела реквизита, ливень начался снова, и свет мгновенно погас. Карманный фонарик отбрасывал тонкий лучик света передо мной, впереди виднелись голубые лампочки аварийного освещения, придававшие интерьеру сходство с лунным пейзажем в раскрашенном от руки черно-белом Фильме. Я не слышала собственных шагов – их заглушал шум ливня. Мне показалось, что кто-то наблюдает за мной из темноты, и я быстро направила фонарик в сторону. В узкую полосу тусклого света попала фотография Неру в рамке, отца современной Индии; его худощавое аристократическое лицо неодобрительно взирало на мое непрошеное вторжение. Рядом находился крайне неудачный рисованный портрет его единственной дочери, Индиры Ганди, на котором она подозрительно напоминала Голду Меир. Еще дальше висели изображения ее сыновей Санджая и Раджива. Один Ганди сменял Другого Ганди, партия Индийский Национальный Конгресс исчезала где-то в глубинах коридоров власти, уходя в отдаленное будущее, в дурную бесконечность совершенной неизменности.
Я остановилась и снова прислушалась, явно услышав шум, нехарактерный для этого места. Нечто, напоминающее мяуканье совсем крошечного котенка. С верстака напротив я схватила позолоченную статуэтку Шивы, размером и весом сходную с кеглей из боулинга. Звук раздался снова, на этот раз громче. Я сунула фонарик в карман.
Дверь в «Музей ран» была слегка приоткрыта, внутри, кроме