следы былой позолоты. Сквозь стершееся золочение проступал темно-бордовый цвет, что типично для старинных изделий, в которых в качестве болюса использовалась красная глина, чтобы в случае порчи поверхности обнажающийся цвет не диссонировал с золотом.
Я немного близорука. Присев на корточки, чтобы получше рассмотреть позолоту на зеркале, я поняла, что ошибалась. Никто не смешивал графит, чтобы получить этот оттенок темно-бордового цвета. Это не красный болюс; это засохшая кровь. И крови было слишком много, чтобы ее присутствие здесь можно было объяснить обычным порезом при бритье. Тонкой густой струей пролилась она на стекло, растекшись по нему кружевными разводами. Я взглянула в зеркало и увидела маску собственного лица с паутинкой крови, разделившей его на отдельные части и сделавшей похожим на автопортреты моей матери. Нос отца, бабушкин лоб, глаза матери...
Я резко поднялась и прислонилась к стене.
Во мне возникло неожиданное желание уйти от всего этого, бросить все, в том числе мою сестру и остальных на произвол их собственной судьбы, какой бы страшной эта судьба ни была. Но другая часть меня сделала глубокий вдох, потянулась в сумку и вытащила оттуда «Минолту», которую я всегда ношу с собой, сделала парочку снимков зеркала, отломала от него самый испачканный кровью кусок и сунула в пластиковый мешочек. Это был всего лишь небольшой осколок зеркала, но весил он, как тяжелый неоплатный долг.
Тот, кому было поручено убирать в этих номерах, плохо выполнил свою работу. За спинкой разваливающегося дивана я нашла несколько дисков твердого голубого воска, а в углу большого буфета – лохмотья, от которых сильно воняло какими-то химикатами, и несколько пустых бутылочек. Меня бы не удивило, если при химическом анализе в них обнаружились бы следы цианистого калия и нитрата серебра. Занимался ли Сами здесь своим ремеслом втайне от всех или работал с кем-то из людей Викрама Рейвена?
Я положила бутылки, лохмотья и воск в сумку, вышла из комнаты и пошла по коридору налево в глубь отеля «Рама» в полном одиночестве среди яркого солнца, следов крови и густой пыли.
За дверью в конце узкого коридора в той части отеля, где еще сохранилась большая часть стен, я обнаружила ванну. Ванна была почти нетронута. Отломанной оказалась всего одна ножка, на месте были и две шестидюймовые эмалированные ручки. Эдвардианский медный душ позеленел от времени, но кто-то повесил на него гирлянду из цветов и попытался, хоть и не совсем удачно, стереть пятна крови со стены рядом с ванной. Над ней на расстоянии примерно двух дюймов, там, где обычно собирается грязь, бросались в глаза темно-бордовые отметины. На какое-то мгновение я задумалась над воздействием воды на возможность обнаружения определенных антител в этих засохших пятнах.
Теперь я действовала почти механически, выполняя процедуры, которые уже довольно смутно помнила с тех времен, когда училась совать свой нос в личную жизнь и смерть других людей. Я сделала снимки темно-бордовых пятен на стене и ванне, а остатки крови соскребла в конверт. Рядом со следом человеческой ноги, четко обозначившимся среди пыли и кусков штукатурки и очерченным кровавой чертой, я положила упаковку из-под «Тампакса», чтобы был понятен размер, и все это тоже засняла. Ощупала неровные края ванны в поисках каких-нибудь ниток или кусочков ткани и все, что нашла, сунула в еще один чистый конверт.
Время от времени я выходила из комнаты, чтобы взглянуть на небо, и снова возвращалась к своей уже ставшей привычной работе. За последнее время я приобрела в ней некоторый опыт и сноровку профессионала. Перед тем как уйти, я бросила последний взгляд вокруг. И увидела, как что-то серебрится в пыли под ванной. Первая мысль была о пуговицах, которые тонущие часто срывают с рубашек своих убийц. Те самые пуговицы, что находят у них зажатыми в пальцах, как когда-то семена стрихнина в моем кулаке. Я опустилась на колени и сунула руку в годами копившуюся здесь грязь со следами смерти и порока.
Чертежный скальпель, по-видимому, случайно закатился под ванну, или кто-то задел его ногой, когда очередное тело вытаскивали из ванны, чтобы перенести на пляж. Я взглянула на алюминиевую ручку со специальными углублениями, чтобы было удобнее держать, и почувствовала зловещий холод этого орудия на моей теплой ладони, испачканной темной засохшей