загадочных обстоятельствах. И кстати, Мистри – ненастоящее имя. Он взял его из парси...
– Ну, и конечно, рядом с ним Проспер – эталон добродетели, – прервала я Ашока, не в силах сдержать горечь и даже некоторую обиду за Калеба. – С его классическим английским образованием. Настоящий святой, никак не меньше. Ну, что ж, в таком случае разреши мне немного просветить тебя относительно моего сияющего чистотой свояка.
Ашок выслушал со своим обычным несколько отстраненным и самоуглубленным видом мои теории относительно связи между Сами, Проспером, Сунилой и Анменном. Казалось, его по-настоящему заинтересовали только посещения мною отеля «Рама» и мои соображения относительно того, как рисунки Сами могут быть связаны с этим местом. О Гуле и Сканде я ему ничего не сказала.
– Этот материал у тебя представлен в приемлемом виде? – спросил Ашок, и когда я кивнула, посоветовал: – В таком случае тебе следует передать его властям. Хотя, конечно, рисунки ничего не доказывают. Свободный полет творческой фантазии, знаешь ли.
– Вот как, Аш? И ты не думаешь, что я заслужила хоть какое-то объяснение?
– В том случае, если власти сочтут необходимым проинформировать меня о выводах, полученных в ходе анализа собранных тобою материалов, я не премину поделиться с тобой этой информацией.
Мы напоминали совершенно незнакомых людей, обсуждающих проблемы древней истории.
– И кто же такие эти власти, Аш? Как они поступят с моими материалами?
– Так, как полагается поступать в подобных случаях. Сделают все, что в их силах.
– А что, если убийства нескольких трансвеститов окажутся делом совсем незначительным по сравнению с подпорченной репутацией и карьерой какого-нибудь важного политика, любящего трахать евнухов?
– Здесь на карту могут быть поставлены значительно более серьезные вещи, чем чьи-то сексуальные предпочтения, Розалинда.
– Это меня не впечатляет, Ашок.
Я встала.
– Подожди.
Ашок отодвинул кипу книг, лежавших на столе, и сел напротив меня, жестом пригласив меня тоже сесть, так, словно я пришла к нему устраиваться на работу и он собирается провести со мной собеседование.
– Что тебе известно о движении «Шив Сена»? – спросил он.
– Только самые общие вещи.
– В таком случае тебе известно достаточно для того, чтобы понять, что это – довольно сложная политическая проблема. Движение «Шив Сена» было основано Бэлом Теккереем, махараштрийским карикатуристом, с целью исправить несправедливости, на протяжении столетий причиняемые коренным жителям этой земли. По крайней мере так он заявлял. Тем не менее для многих бомбейцев призыв «Махараштра для махараштрийцев!» попахивал фашизмом. Особенно отрицательно к движению были настроены переселенцы из Южной Индии, джайны, парсы, и без того чувствующие себя в Бомбее аутсайдерами. С приходом к власти движения начались откровенные преследования этих народностей. Бедняки, как ты понимаешь, всегда не доверяют политикам. В 1966 году, в год официального основания движения, в нем состояло всего восемнадцать членов. Но затем «Шив Сена» провозгласило лозунг защиты всех махараштрийцев от преследований – и в особенности бедняков и неимущих – и подкрепило этот лозунг тем, что выбило у правительства концессию на проведение канализации в самых мрачных бомбейских трущобах. Поэтому постепенно движение заполучило достаточно прочную поддержку среди бесчисленного населения чаулов, трущоб, неисчислимого множества скваттеров и мелких ларечников. По мере того как «Шив Сена» приобретало все большее политическое влияние, расширялась и его этническая база: из узко махараштрийского оно превращалось практически в общенациональное, общеиндийское явление. Даже Индира Ганди какое-то время поддерживала их. По крайней мере, пока ее отец занимал пост премьер-министра.
– И почему же это она поддерживала сепаратистское движение?
– Думаю, для того, чтобы продемонстрировать сочувствие к беднякам. Я же говорил тебе несколько дней назад: чаулы – громадные источники электората для политиков любой ориентации.
– Значит, ей тоже хотелось зачерпнуть из этого источника?
Он покачал головой – ему явно не понравилась моя непочтительность к авторитетам.
– Давай немножко внимательнее приглядимся к главным героям нашей истории. Отец Майи был известным парсийским интеллектуалом, написавшим множество сатирических статей, в которых высмеивал Бэла Теккерея