пленки.
– Звучит весьма привлекательно, Рэм. А можно полностью избавиться от стыков?
Он выделил участок между двумя точками на графике моего голоса и нажал кнопку «Delete».
– Нет ничего проще, – прокомментировал он. – Все, что угодно. Я «подложу» сюда немного фонового шума с улицы, взятого с другой записи, и никто ничего не заметит.
Рэм заверил меня, что и остальная часть нашего с ним плана столь же легко выполнима.
Я оставила ему одну из пленок, которые мы сделали, вторую положила к себе в сумку и на такси поехала в больницу.

* * *

В тот момент, когда мое такси остановилось у входа в больницу, оттуда выходил Ашок. Мы столкнулись на ступеньках.
– Что ты здесь делаешь, Аш? Допрашиваешь мою прикованную к постели сестренку?
У него не хватило такта разыграть смущение.
– Я собирался встретиться с тобой. Ты подумала о моем предложении?
– Да, подумала. И пришла к выводу, что ты, вероятно, прав. Я передам тебе все, что у меня есть. Но ведь мой срок еще не вышел.
– Ах да. К сожалению, как мне кажется, нам пришлось кое-что откорректировать, принимая во внимание серьезность ситуации.
– А что это означает в переводе на простой английский?
– В переводе на простой английский это означает, что у тебя еще есть время до шести часов вечера. После этого ты должна будешь передать все властям: записи, фотографии. Все, Розалинда.

* * *

Миранда сидела в кровати, держа в руках ребенка. Она взглянула на меня, и лицо ее озарилось той отвратительно счастливой улыбкой, которую столь часто можно видеть на лицах кормящих матерей.
– Он такой милый, Розалинда. – Ни нотки сомнения в голосе. Собственно, сомнение ей никогда и не было свойственно.
– Да-а, он чудесен. – Я так много посещала подруг-рожениц, что начала чувствовать себя почти что повитухой. Я научилась их жаргону. – Если тебе, конечно, нравится вид сушеных грецких орехов.
– О, Розалинда, все новорожденные дети бывают похожи на Уинстона Черчилля.
Я ожидала подобного ответа. Это фраза обычно предшествует болтовне о том, какие маленькие у него/нее пальчики, ножки, ушки и т.п.
– Посмотри на него, Розалинда. Какие маленькие у него пальчики! Посмотри, как он тебе улыбается!
И все-таки в детях есть что-то такое, что противостоит цинизму. Как жаль, что всем им суждено вырасти!
– Тебе не кажется, что он очень похож на папу, когда улыбается? – сказала Миранда.
– У него улыбка настоящего маньяка, в этом нет никакого сомнения.
На самом же деле сын моей сестры ни на кого из своих родственников совершенно не похож. Я знавала множество детей, которым от их родителей не доставалось ничего, ни единой черточки во внешности, кроме какого-то характерного жеста или привычки. Я более пристально присмотрелась к губам племянника, к этой знакомой улыбке со своеобразно загнутыми уголками рта в стиле раджпутских усов.
Проспер еще не приезжал, чтобы порадоваться прибавлению в семействе?
– Он вернулся с Элефанты несколько часов назад. И никак не может нарадоваться на ребенка.
– Миранда, я понимаю, что сейчас не лучшее время для подобных разговоров, но меня тут самым неожиданным образом несколько поджимают сроки, поэтому я вынуждена задать тебе несколько вопросов.
– Да?
– У тебя есть какие-нибудь подозрения насчет того, кто мог прислать бомбу?
– Ашок Тагор уже меня об этом спрашивал. У меня нет ни малейшего представления. Какой-то сумасшедший, наверное.
– Но, значит, те буквы, которые ты выводила у меня на руке сегодня утром...
Она взглянула на ребенка.
– Мне очень трудно вспомнить то, что я делала в течение последних двадцати четырех часов. Мне кажется, я немного бредила.
– Мне тоже так кажется. – Мы еще несколько минут с восторгом рассматривали маленького коричневого лягушонка у нее на руках. – А что отец твоего ребенка? Ты все еще его любишь?
Она приподняла голову, и наши взгляды встретились. Несколько мгновений мы напряженно всматривались друг в друга.
– Мне всегда очень хотелось иметь ребенка, – сказала она наконец. – И даже странно, что после его рождения я чувствую себя значительно более защищенной, в большей безопасности. Так, словно все то, что нас с ним не касается, не имеет для меня никакого значения.
Она протянула мне руку, и я погладила ее.
– Я скоро вернусь и продолжу играть роль гордой тетушки, – сказала я, совершенно искренне удивляясь, как два столь похожих