в проход под аркой.
Он уже собирался осмотреть всю залу, но вдруг застыл, как статуя. Через мгновение он почувствовал, как мелкая, неудержимая дрожь прорывается наружу откуда-то из-под кожи. У него похолодело под ложечкой.
Он нашел Киоки, тандзяна.
Киоки лежал распростертый на полу в дальнем конце залы. Крови было так много, что Николас сначала никак не мог сообразить, как это он не почувствовал запаха. Но потом вспомнил о сандаловых палочках.
Медленно, как во сне, он подошел к трупу, уставился на него, не в силах оторвать расширившихся от ужаса глаз. Кожа Киоски была изрезана на аккуратные полоски, рубиново-красными лучами разложенные вокруг тела, полностью освежеванного. Получилось что-то вроде стилизованного рисунка колеса.
Лицо тандзяна изуродовано не было. Николас безо всякого труда узнал Киоки по описанию Акико. Казалось, он вовсе не состарился с тех пор, когда она была его ученицей.
На таком близком расстоянии запах смерти был просто невыносим. Но Николас все равно опустился на корточки рядом с трупом. Отчаяние, какого он еще никогда не знал, захлестнуло его. Киоки был его единственной надеждой, и теперь она покинула его. Что же теперь делать? Неужели его карма заключается в том, чтобы оставаться «широ ниндзя» до тех пор, пока его неизвестный супостат не придет и не убьет его?
Нет, нет. Этого не может быть. Его руки сжались в кулаки. Даже в самой безнадежной ситуации можно бороться! Но тут новый ужас парализовал его душу: Киоки был тандзяном, сэнсэем Тао-Тао. И все же его освежевали живьем. Кто это мог сделать? Кто может обладать такой силой?
— ТЕЛЕСНАЯ СИЛА НИЧТО, ЕСЛИ НЕ ПОДКРЕПЛЯТЬСЯ СИЛОЙ ВООБРАЖЕНИЯ, — говорил Канзацу-сан, первый сэнсэй Николаса. — КАК КОНТИНУУМ ТЕЛА И РАЗУМА ПОДДЕРЖИВАЕТСЯ В РАВНОВЕСИИ ВНУТРИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СУЩЕСТВА, ТАК БАЛАНС ФИЗИЧЕСКОЙ СИЛЫ И СИЛЫ ВООБРАЖЕНИЯ ДАЕТ НАПРАВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ РАЗУМУ. Канзацу-сан, маленький и собранный, всегда в состоянии внешнего покоя, как камень среди разметаемых бурей листьев. Николас помнит блеск его черных глаз, его слова звучат в памяти, как любимая мелодия. НЕКОТОРЫЕ СЭНСЭЙ УЧАТ, ЧТО ЧРЕЗМЕРНОСТЬ ЕСТЬ НЕПОЛНОЦЕННОСТЬ. ОНИ ЛИШЕНЫ ВООБРАЖЕНИЯ, ИБО ИМЕННО ВООБРАЖЕНИЕ МЫ СВЯЗЫВАЕМ С ЧРЕЗМЕРНОСТЬЮ. КОНЕЧНО, В КОНТИНУУМЕ ТЕЛА И РАЗУМА ЧРЕЗМЕРНОСТЬ ДОЛЖНА БЫТЬ ИСКЛЮЧЕНА. НО КОНТИНУУМ СИЛЫ МЫШЦ И СИЛЫ ВООБРАЖЕНИЯ — ЭТО СОВСЕМ ДРУГОЕ: НЕ СВОД ЗАКОНОВ, КОТОРЫЙ МОЖНО УСВОИТЬ, А, НАОБОРОТ, ПОЛНОЕ ОТСУТСТВИЕ ЗАКОНОВ, ГДЕ ОДИН ЕСТЬ ЗАКОН — ЗАКОН ДВИЖЕНИЯ, ТО ЕСТЬ ДОРОГИ...
— ТЕПЕРЬ МЫ МОЖЕМ ПОНЯТЬ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ХАОСА, ТАК КАК ОН МОЖЕТ УПРАВЛЯТЬ КОНТИНУУМОМ ФИЗИЧЕСКОЙ СИЛЫ И СИЛЫ ВООБРАЖЕНИЯ, ЯВЛЯЯСЬ ОДНОЙ ИЗ СТОРОН ЭЛЕМЕНТАРНОЙ СИЛЫ. НО ВООБРАЖЕНИЕ ДЕРЖИТ ХАОС ПОД КОНТРОЛЕМ, ТАК КАК СИЛА, НЕ НАДЕЛЕННАЯ ДОСТАТОЧНЫМ ВООБРАЖЕНИЕМ, РАЗРУШИТЕЛЬНА НЕ ТОЛЬКО ДЛЯ ТОГО, КТО ЭТОЙ СИЛОЙ ПОЛЬЗУЕТСЯ, НО И ДЛЯ ВСЕХ ОКРУЖАЮЩИХ ЕГО.
— НИКОГДА НЕ ЗАБЫВАЙ, НИКОЛАС, ЧТО НИНДЗЮТСУ — ЭТО СФЕРА КОНТИНУУМА СИЛЫ И ВООБРАЖЕНИЯ. ТЕ, КТО ЗЛОУПОТРЕБЛЯЕТ ЭТИМ УЧЕНИЕМ — «ДОРОКУДЗАЙ» — СТАВЯТ СЕБЯ ВНЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА И ДОЛЖНЫ БЫТЬ ИЗНИЧТОЖЕНЫ, КАК ПОРОЧНЫЙ ПРОДУКТ НИНДЗЮТСУ.
Содрогнувшись от предчувствия, Николас понял, что это был один из них — ДОРОКУДЗАЙ — и именно с ним он столкнулся в кабинете доктора Ханами. Если дело обстоит именно так, то даже с изумрудами Со-Пенга, но без «гецумей но мичи» у Николаса не было никаких шансов уцелеть.

* * *

Дуглас Хау, председатель сенатской комиссии по вооруженным силам, стоял на людной Висконсин-авеню в Чеви Чейзе, одном из пригородов Вашингтона. Пока он оглядывал шикарные особняки, выстроившиеся вдоль улицы, его машина — вылизанный темно-синий «Линкольн-Континенталь» — подкатила и остановилась около него. Сенатор уселся на заднее сидение. «Линкольн» тронулся.
Хау бросил по-подарочному завернутый пакет рядом с собой и сказал Майклу, своему шоферу-телохранителю:
— Едем к Hope.
Лимузин плавно шел по переполненным, как всегда в этот почти полуденный час, вашингтонским улицам. Хау откинулся поудобней на кожаном заднем сиденье. Письмо, отправленное по факсу из его офиса, уже ждало его, и он вытащил его из портативного аппарата, установленного в машине.
Он включил свет, нацепил очки с половинками стекол и начал читать. Но смысл слов до него не доходил. Его мысли все еще были заняты костюмом четвертого размера от Луи Феро, который он только