к самому себе за такую потерю самоконтроля, он сделал несколько медленных, глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Это не помогло. Тревога продолжала перемещаться по его телу, как клочки тумана вдоль долины.
Наконец он приблизился к замку. Скоро он увидит Киоки. Скоро это идиотское состояние, известное как «широ ниндзя», исчезнет, как скверный сон, под действием магии Киоки.
Замок угнездился на небольшом подъеме, окруженный небольшой рощицей из горного дуба и лавровых деревьев. Он доминировал над узким ответвлением долины, выходя окнами на Асамаяму, а также на весь хребет Хайда. И вид из этих окон, наверное, потрясающий, подумал Николас.
Высокий забор из железных прутьев окружал замок, по-видимому, еще со времен средневековья. Высокие ворота, резного дерева были незаперты, и Николас через них проник во двор.
Здесь было очень тихо. Даже ветер, дующий с гор, не проникал сюда. Парадная дверь, которой полагалось быть запертой, была открыта настежь. На пороге замка Николас замер, прислушиваясь к тишине. Ощущался ароматный запах дымка, въевшийся в эти стены за многие столетия от огня, разводимого в гигантских размеров камине. Когда он вошел внутрь, другие запахи атаковали его нюх, и распознать их было так же трудно, как запах тумана, спускающегося по склону вулкана Асамаямы, как запах серо-сизой дымки, сквозь которую он проваливался в навязчивом кошмарном сне...
В это мгновение он вспомнил о Жюстине, и это воспоминание пронзило его грудь, как мечом. Он скучал по ней с такой силой, что это было почти невыносимо. Еще одна волна отчаяния окатила его, когда он подумал, что, став белым ниндзя, он навсегда утратил радость, которую получал от общения с ней в доброе старое время. Это было дополнительным стимулом для этого путешествия, целью которого была попытка убедить Киоки использовать свои тандзянские чары и развеять магию другого тандзяна, сделавшие из него «широ ниндзя».
Хотя во дворе замка не было ни ветерка, внутри также дуло во всех коридорах и огромных залах. Кто-то недавно готовил себе пищу на огне камина, и сквозь решетку были видны тлеющие угли. Со всех сторон Николаса окружали тени, которые показались ему жадными до зрелищ театралами, с нетерпением ждущими развязки кровавой драмы. А может быть, я приписываю им свое нетерпение поскорее сделать задуманное, подумал он.
Николас проходил залу за залой, и все они оказывались пустыми, хотя все еще хранили следы человеческого присутствия. В Зале Всех Теней, где некогда стояла на коленях Акико, вбирая в себя энергию для предстоящего урока черной магии, тонкие свечки из белого воска отбрасывали острые, как клинок, тени во все углы залы.
Поднявшись по лестнице, Николас вошел в залу со сводчатым потолком и с полом, устланным татами. Зала была разделена традиционной китайской аркой в форме полумесяца, и Николас кивнул головой, отметив про себя, что так и должно быть: ведь учение тандзянов родилось в Китае.
Комната была насквозь пропитана стариной, будто бы существовала еще до этого замка, будто бы при помощи своей магии Киоки перенес ее сюда из другого места, другого времени. Конечно, ничего такого не могло быть, подумал Николас. Ведь должен же быть предел даже возможностям Тао-Тао.
Аромат зажженной сандаловой палочки был настолько силен, что, казалось, обволакивал все дыхательные пути, не пропуская воздуха в легкие. Кольца ароматного дыма висели в воздухе, как спящие змеи на ветке. Николас пересек залу. Стены из грубого камня не были завешаны ничем, и мебели было совсем мало. Около стены стоял темный деревянный сундук, застывший, холодный, величественный, окруженный пустым пространством.
Прямо под лунной аркой между татами шла разделительная полоса, и Николас приостановился, уже почти собравшись пройти через нее. Находясь все еще на первой половине, он встал на колени и уставился на темный промежуток между двумя соломенными настилами. Обычно татами плотно прилегают краями, а здесь он увидел зазор примерно в шестнадцатую долю дюйма, находящийся прямо под лунной аркой. Он тут же взглянул вверх и увидел тонкое, как волос, лезвие, спрятанное в верхней части арки.
Огляделся по сторонам, поднял с пола диванную подушку и просунул ее под лунную арку.
С еле слышным шипением лезвие скользнуло вниз и рассекло подушку надвое. Пока оно поднималось в скрытую нишу, Николас бросился рыбкой