- спросила Росс.
- Ощущение…
- Вы можете его описать?
- Ну, это что-то вроде того, как ешь бутерброд с ветчиной.
- Вы любите бутерброды с ветчиной?
Бенсон пожал плечами.
- Не особенно.
- Вы голодны?
- Не особенно.
- Еще что-нибудь чувствуете?
- Нет. Только вкус бутерброда с ветчиной. - Он улыбнулся. - На куске ржаного хлеба.
Герхард, восседающий за контрольным пультом, кивнул. Первый электрод стимулировал воспоминания.
- Электрод номер два, пять милливольт, пять секунд, - сказал Ричардс.
- Мне надо в туалет, - заявил Бенсон.
- Это пройдет, - отозвалась Росс.
Герхард отвернулся от контрольного пульта, отпил кофе и продолжал наблюдать за собеседованием.
- Электрод номер три, пять милливольт, пять секунд.
Этот разряд не возымел на Бенсона никакого эффекта. Бенсон тихо рассказывал Росс об общественных туалетах в ресторанах, отелях и аэропортах.
- Попробуй еще, - сказал Герхард. - Добавь пять.
- Повторяю: электрод номер три, десять милливольт, пять секунд, - сказал Ричардс. На мониторе вспыхнула цепь, замкнутая на третий электрод. Опять нулевой эффект.
- Переходи к четвертому, - сказал Герхард и записал в тетрадь: "№ 1 - подавлен, память (бутербр, с ветчиной).
№ 2 - полн, мочевой пузырь № 3 - никаких субъективных изменений № 4 -…"
Он поставил тире и стал ждать. Проверка всех сорока электродов, похоже, займет порядочно времени, но ему было интересно наблюдать за происходящим. Хотя разные электроды производили поразительно различные действия, все же соседние электроды генерировали сходные ощущения. Это было неоспоримым доказательством плотности мозга, который кто-то однажды назвал самой сложной структурой познанной реальности. И ведь верно: в одном человеческом мозге втрое больше клеток, чем людей на земле. Такую плотность трудно себе вообразить. На раннем этапе работы в ЦНПИ Герхард добился у руководства разрешения рассечь человеческий мозг. Он корпел над ним несколько дней, обложившись нейроанатомическими учебниками. Для рассечения мозговой ткани он воспользовался традиционным инструментом - тупой деревянной палочкой, которой разгребал похожую на мягкий сыр серую массу. Он терпеливо и осторожно погружался все глубже и глубже и в итоге ничего не нашел. Мозг оказался не похож ни на печень, ни на легкие. Невооруженному глазу он представлялся однородным и неинтересным, не выдавая своей истинной роли в организме. Мозг был слишком тонким органом, слишком сложным. Слишком плотным.
- Электрод номер четыре, - диктовал Ричардс. - Пять милливольт, пять секунд.
В мозг пациента поступил разряд.
И тут Бенсон каким-то странным детским голоском произнес:
- Пожалуйста, дайте мне молока с печеньем.
- Это интересно, - сказал Герхард, наблюдая за реакцией.
Ричардс кивнул.
- Какой возраст, как думаешь?
- Лет пять-шесть, не больше.
Бенсон поговорил о печенье и потом стал рассказывать Росс про свой трехколесный велосипед. И на протяжении последующих нескольких минут он медленно, точно скиталец во времени, приближался к настоящему сквозь толщу лет. Наконец он опять стал взрослым, вспоминающим о своем детстве, а не пребывающим в прошлом ребенком.
- Мне всегда хотелось печенья, а она мне никогда не давала. Она говорила, что от печенья один вред, от него зубы болят.
- Можем продолжать, - сказал Герхард.
- Электрод номер пять, пять милливольт, пять секунд, - объявил Ричардс. Бенсон тревожно заерзал в своей каталке. Росс спросила, что его беспокоит. Бенсон ответил:
- Чуднoе какое-то ощущение.
- Какое?
- Не могу его описать. Точно наждачная бумага. Неприятно.
Герхард кивнул и записал:
«№ 5 - электрод потенциального припадка».
Иногда такое случалось. Время от времени оказывалось, что электрод может стимулировать припадок. Никто не мог понять причины этого - и Герхард полагал, что этого никому никогда не удастся понять. Мозг, считал он, не поддается рациональному постижению.
Работа над программами вроде «Джорджа» и «Марты» привела его к убеждению, что простые компьютерные команды могут приводить к сложному и непредсказуемому поведению. Верно и то, что запрограммированная машина могла превосходить способности программиста - это было ясно продемонстрировано в 1963 году, когда Артур Сэмюэльс из «Ай-Би-Эм» запрограммировал машину играть в шашки - и машина вскоре стала так хорошо играть, что обыграла самого Сэмюэльса.
Однако