управления. Выехав, он подождал, пока ворота закроются, и поехал дальше. Эдвард прекрасно вел машину. Страх увольнения, внедренный в его сознание Карнишем, был еще довольно силен. Эдвард выглядел издерганным и усталым. И Карниш подумал, что он, наверное, плохо спал в выходные.
Он постучал в стекло, отделяющее салон от кабины водителя. Стекло опустилось, и Эдвард слегка повернул голову:
– Мистер Карниш?
– Просто я хотел, чтобы вы знали, что я доволен вашей работой, Эдвард, – сказал Карниш.
– Спасибо, сэр.
– Продолжайте в том же духе.
Чувство облегчения, заполнившее автомобиль, было почти осязаемым. Напряжение, в котором находился Эдвард, улетучилось моментально. Стекло поднялось, а Карниш закрыл глаза и откинулся на сиденье. Он даст Эдварду немного отдохнуть, а затем снова заставит нервничать. Но уже по другому поводу. До центра они доехали быстро и без происшествий. Эдвард остановил машину у входа в «Мидлэнд Билдинг» на Четвертой улице.
– Не знаю точно, сколько буду отсутствовать, – сказал Карниш. – Приблизительно часа два.
Эдвард промолчал. Карниш чувствовал лишь легкое любопытство с его стороны по поводу столь поздних встреч с финансистами и юристами. Никаких подозрений насчет истинных занятий хозяина у Эдварда не возникало. Карниш вошел в «Мидлэнд Билдинг», на лифте поднялся до «Скайвэй», прошел пару кварталов по роскошным переходам и тоннелям, затем снова спустился вниз и вышел в районе Шестой Южной улицы. И людей, и машин было немного. Некоторое время он стоял в темноте у входа, давая городу просочиться в него. Чувство присутствия людей было похоже на уютный запах старой комнаты. Ему было хорошо знакомо это чувство. Иногда, среди окружавших его мыслей и эмоций, он чувствовал тревогу своих потенциальных жертв. Люди знали – инстинктивно, на подсознательном уровне, – что среди них водятся хищники и что хищники эти выходят на охоту. Это смутное знание практически никогда не покидало их подсознания и не выбиралось на уровень осознанного опасения. Оно было таким же неотъемлемым свойством человеческих существ, как стремление охотиться на них было неотъемлемой частью Карниша. Его отношения с городом и его обитателями были вполне естественными.
Но теперь все изменилось.
Он чувствовал Саймона. Чувствовал, что Саймон подозревает о его истинной сущности.
Подсознательное опасение перешло на сознательный уровень.
Плохо.
Теперь Карниш не мог быть вполне уверен в последовательности дальнейших событий. Возможно, Саймон упрятал свои догадки глубоко внутрь себя и не позволяет им вырваться наружу. Тогда его страхи и подозрения со временем притупятся, и он постепенно придет к мысли, что ему просто-напросто привиделось все, что произошло в переулке той ночью. Со временем он вообще об этом забудет, и отношения Карниша с городом станут такими, как раньше.
С другой стороны, возможно, что Саймон слишком глубоко осознал значение того, что видел той ночью, и не станет лгать себе. В таком случае они с Карнишем непременно должны будут встретиться. И эта встреча будет совсем не похожа на те встречи с людьми, которые были у Карниша за последние пятьдесят лет. Это будет встреча охотника и добычи, и тот, и другой будут прекрасно осознавать истинную сущность друг друга.
Такая перспектива всерьез встревожила Карниша. Всю жизнь он старался быть незаметным. Немыслимо было представить, что кому-то станет известно о нем.
И все же…
Он посмотрел на небо и улыбнулся. Было что-то захватывающее в том, что про него узнали, в том, что покров неизвестности был сорван с него. Карниш почувствовал себя… живым. Вот именно – живым. Охота обрела остроту, которой слишком давно была лишена. Быть может, в том, что о нем теперь стало известно, есть и положительная сторона. Трудно сказать с уверенностью, но скоро, очень скоро он это выяснит. Карниш послал в ночь темную устрашающую мысль: Охотник приближается. Берегитесь. Прячьтесь. И тут же почувствовал, как согни тысяч живых душ сжались в комок, сами не понимая почему, ощутив лишь внезапный прилив страха, невесть откуда пришедшего, осознав на мгновение, что снаружи, в ночи, бродят существа, о которых лучше и не думать.

Вероника Шимански вздрогнула и плотнее запахнулась в пальто. Ночь была не очень холодной, просто она внезапно и без видимых причин почувствовала приступ страха. Бобби положил ей руку