дыхание, кто-то жадно хватал воздух, и опять рыдание, не стихавшее более минуты.
«Ну, говори».
Стон и чуть различимые слова: «Нет. Я не...»
«Ну-ка дай сюда ложку».
«Дэвин! Полицейский! Дэвин!» — Слова звучали отрывисто, будто под давлением вырывались из прохудившейся оболочки тела.
Дэвин протянул руку через стол и выключил магнитофон. Только тут я понял, что окостенел на краешке стула, подавшись вперед и нависнув над столом. Я посмотрел на Энджи. Бледная, она сидела в кресле, вцепившись в подлокотники.
Оскар скучающе смотрел в потолок.
— Энтон Мериуэзер. Шестнадцать лет. Мы с Дэвином завербовали его в декабре. Стучал на Сосию. Был бойцом у «святых». Погиб.
— У вас есть эта запись. Так почему же Сосия все еще на свободе? — спросил я.
— А ты когда-нибудь видел, чтобы жюри присяжных выносило вердикт, исходя из того, что голос обвиняемого похож на голос преступника, записанный на пленку? Ты прослушал запись. Хоть раз кто-нибудь назвал Сосию по имени? — в свою очередь спросил меня Дэвин.
Я покачал головой.
— Я хочу лишь одного — вы, ребята, должны знать, с кем имеете дело. Энтон выдал меня, но они работали над ним еще девяносто минут. Девяносто минут. Как ему удалось прожить столько, да еще с вырванным глазом, — ума не приложу. Когда через три дня мы нашли тело, я его не узнал. И мать родная не узнала. Идентифицировать труп удалось лишь благодаря стоматологической экспертизе.
Энджи откашлялась:
— Как вы получили эту запись?
— Магнитофон был спрятан у Энтона между ног. Он знал, что все записывается на пленку, и должен был всего-то навсего назвать Сосию по имени, но он перестал соображать и совсем забыл об этом. От такой боли обо всем на свете забудешь. — Он посмотрел сначала на Дэвина, а потом на меня. — Мистер Кензи, я не собираюсь действовать по схеме «добрый следователь — злой следователь», но тем не менее вы друзья с Дэвином, а не со мной. Энтон был мне симпатичен, очень симпатичен. И поэтому я хочу знать, что вам известно об этом деле, и знать это мне надо сейчас. Подумайте, как можно дать показания, не компрометируя своих клиентов. Мы закроем на это глаза. А ничего не придумаете — все равно придется рассказать. Потому что нам надоело собирать по улицам трупы.
Я поверил ему:
— Спрашивайте.
Допрос повел Дэвин:
— О чем вы вчера разговаривали с Сосией?
— Он считает, что я располагаю уличающим его материалом — документами, переданными мне Дженной Анджелайн. Он предложил мне выбор — жизнь или документы. А я объяснил ему, что если погибну я, то и ему не жить.
— Привет от Буббы Роговски, — встрял Оскар.
Я приподнял брови, но затем все же кивнул.
— Какие у тебя улики против Сосии?
— Да никаких.
— Брехня, — не поверил Оскар.
— Нет, в самом деле, ничего такого, что доказывало бы, что Сосия — преступник. На основании того, чем я располагаю, его даже не оштрафуешь за переход улицы в неположенном месте.
— Дженна Анджелайн обещала нам документы, к которым имела доступ, — пояснила Энджи. — Но рассказать, что это за документы и где они хранятся, не успела — ее убили.
— Однако ходят упорные слухи, будто Дженна все же успела что-то передать вам до того, как Куртис Мур прихлопнул ее, — сказал Оскар.
Я посмотрел на Энджи, и она кивнула. Из кармана пиджака я извлек копию фотографии — одну из многих, что мы сделали, — и протянул ее Дэвину. — Это все, что я получил от нее.
Дэвин бегло взглянул на ее, задержавшись на Полсоне. Затем передал фотографию Оскару.
— А где все остальное?
— Это все, что у меня есть.
Оскар посмотрел на фотографию, покосился на Дэвина. Тот кивнул и посмотрел на меня.
— Кому-нибудь другому вкручивай, — сказал он. — Будешь запираться — посажу.
— Это все, что у меня есть.
Оскар ударил кулаком по столу:
— Где оригинал? Где все остальное?
— Где все остальное, не знаю, а оригинал у меня, — сказал я. — И вам его я не отдам. Сажайте. Поместите в одну камеру хоть со всей кодлой «святых». Плевать. Пока оригинал спрятан в надежном месте, шансов остаться в живых у меня больше в тюрьме, чем на свободе.
— Ты не веришь, что мы сможем защитить тебя?
— Нет, ребята, не верю. Никаких улик на Сосию у меня нет, но он уверен, что есть. И пока он так думает, я дышу. Как только он поймет, что я блефую, настанет час расплаты за Куртиса Мура, и меня постигнет судьба Энтона. — Как только я вспомнил Энтона,