Что я сделала не так? — осведомилась Энджи.
— Первая ошибка заключалась в том, что ты вообще включила плиту.
Она дала мне легкий подзатыльник:
— Ладно же. Попросишь меня еще когда-нибудь сготовить тебе.
— А еще говорят, что это только Рождество бывает раз в году, — сказал я и, обернувшись от плиты, поймал на себе ее взгляд. Она смотрела на меня, как смотрят на ребенка, идущего по бортику бассейна. — Но я благодарен тебе за твой порыв. Нет, серьезно — спасибо.
Передернув плечами, она продолжала смотреть на меня своими карамельными глазами — теплыми и чуть влажными, а потом вдруг сказала:
— Обними меня, Патрик.
В ней было все, что случалось в моей жизни хорошего, — первый весенний дождь, и субботний день в десять лет от роду, и ранние летние вечера на берегу моря, когда песок уже остыл, а волны обретают цвет виски. У нее были сильные руки, у нее было крепкое и податливое тело, и сердце ее колотилось у моей голой груди. Я ощущал запах ее шампуня и чувствовал у себя под подбородком ее пушистый затылок.
Я отстранился первым, промямлив:
— Ну...
— Гну... — засмеялась она. — Ты еще весь мокрый, Юз. И моя рубашка теперь тоже мокрая, — и тоже сделала шаг назад.
— Когда принимаешь душ, это случается.
Она отступила еще дальше и опустила голову:
— На автоответчике — мильон сообщений... А я... — Она обошла меня, взяла с плиты сковороду с отбивной и понесла ее к мусорному ведру. — А я... как не умела готовить, так и не научилась.
— Энджи, — сказал я.
Она все еще стояла спиной ко мне.
— Сегодня утром тебя чудом не убили.
— Энджи... — повторил я.
— Мне очень жалко Дженну, но ты чуть было не погиб. А если... — Она осеклась, и я слышал, как она глубоко вдохнула воздух, чтобы справиться с собой. — А если бы это случилось... мне вряд ли удалось бы... сохранить — как это говорится? — душевное равновесие, будь оно проклято... Мне даже думать об этом невыносимо... меня это, знаешь, сильно пристукнуло...
Я вдруг услышал голос Дженны в тот миг, когда я сказал ей, что вот Энджи мне, например, нужна: «В таком случае держите ее крепче». Сделав несколько шагов, я взял Энджи за плечи. Она откинула голову, так, что ее затылок уютно устроился прямо у меня под подбородком.
Казалось, что воздух в кухне стал невероятно плотным и неподвижным. Оба мы затаили дыхание — просто стояли, закрыв глаза, и ждали, когда уйдет страх.
А он не уходил.
Энджи отлепилась от меня и сказала:
— Ладно, надо, чтобы это осталось позади. Надо работать. Наш контракт ведь не расторгнут?
Я отпустил ее плечи:
— Нет, не расторгнут. Сейчас я переоденусь, и мы возьмемся за дело.
Я вышел и спустя несколько минут появился на кухне в балахонистой красной футболке и джинсах. Энджи повернулась ко мне, держа в руках тарелку:
— Особенно мне удались сегодня сэндвичи из магазина деликатесов.
— Надеюсь, ты не пробовала их разогреть или сдобрить чем-нибудь?
Она наградила меня красноречивым взглядом.
Я взял сэндвич, а Энджи уселась напротив и смотрела, как я ем. Сыр и ветчина, горчицы, пожалуй, многовато, но в целом неплохо.
— И кто же звонил? — спросил я.
— Из аппарата сенатора Малкерна — трижды. Из секретариата Джима Вернана. Ричи Колган — дважды. Двенадцать или тринадцать репортеров. И еще Бубба.
— Да? И что же он сказал?
— Тебе это и в самом деле интересно?
Обычно мне это безразлично, но сейчас я чувствовал себя совсем расклеенным и потому кивнул.
— Сказал, чтоб ты, когда в следующий раз соберешься на такое мероприятие, не забыл пригласить и его тоже.
Ох уж этот Бубба! Воевал бы он за Гитлера, Гитлер выиграл бы войну.
— Больше никто?
— Нет. Но помощники Малкерна были взбудоражены до крайности.
Я кивнул, продолжая жевать.
— Скажи-ка, ты намерен объяснить мне толком, во что мы вляпались, или так и будешь изображать из себя жвачное парнокопытное?
Я пожал плечами, откусил еще, но тут Энджи вырвала сэндвич у меня из рук.
— Кажется, меня подвергают репрессиям?
— Это детские игрушки по сравнению с тем, что будет, если не начнешь говорить.
— О-о-о, ты беспощадна, Энджи. Отдай сэндвич. Нет? Ну ладно. Но для рассказа нам потребуется спиртное.
Я налил виски в два стакана. Энджи пригубила и молча вылила свою порцию в раковину, потом достала из холодильника бутылку пива, откинулась на стуле и выжидательно выгнула бровь.
— Так вот, мы вляпались много выше головы.
—